Н.Е. Самохина.
Клевета как основа “нового” мышления профессора В.В. Фролова

(Ответ на статью В.В. Фролова “Старое сознание на пути Живой Этики”)

Не так давно на сайте МЦР появилась статья заместителя руководителя МЦР Л.В. Шапошниковой по научной работе профессора В.В. Фролова, озаглавленная “Старое сознание на пути Живой Этики”. Темой этой статьи стала состоявшаяся 24 марта 2008 г. на философском факультете МГУ защита моей докторской диссертации, посвященной учению Живой Этики.

Эта защита очень хорошо запомнилась профессуре МГУ благодаря беспрецедентной по своей беспардонности и агрессивности кампании, организованной сотрудниками МЦР (Международный центр Рерихов) с целью дискредитации моей работы. Как говорили потом члены Ученого совета философского факультета МГУ, такого “наезда” на диссертантов не было за всю историю существования философского факультета. Несмотря на все попытки представителей МЦР дискредитировать мою работу, совет проголосовал за присвоение мне звания доктора философских наук с результатом 12 – “за”, 2 – “против”.

Казалось бы, вопрос давно уже закрыт, все точки над “и” расставлены. Так зачем же г-ну Фролову понадобилось вновь возвращаться к “делам давно минувших дней”? Может быть, у МЦР просто не хватает материалов для издания очередного сборника “Защитим имя и наследие Рерихов”? Или Виктору Васильевичу не терпится показать кому-то свое служебное рвение, а попутно лишний раз напомнить преданным МЦР рериховским обществам о той бурной деятельности, которую МЦР проводит по защите рериховского наследия?

Мотив этой публикации мне, прямо скажем, не очень понятен. Зато хорошо понятно другое: все обвинения г-на Фролова в несостоятельности моей работы и якобы имевших место нарушениях, допущенных в ходе моей защиты Ученым советом МГУ, представляют собой ЛОЖЬ И КЛЕВЕТУ, причем абсолютно сознательные и не имеющие и тени общего с той самой научной этикой, в отсутствии которой Фролов обвиняет и меня, и Ученый совет МГУ, в котором я защищалась.

Но при этом г-н Фролов приписывает мне, а заодно и членам Ученого совета не только нарушение научной этики, но и проявление “старого сознания”, как явствует из заголовка его статьи. А в чем же состоят тогда его собственные “научная этика” и “новое сознание”? Очевидно, в отсутствии элементарной совести и порядочности по отношению к своим оппонентам и в следовании старому принципу “цель оправдывает средства”.

И я это докажу на конкретных примерах и фактах.

Совершенно непонятно, кстати, на что рассчитывал г-н Фролов, публикуя в своей статье такое чудовищное нагромождение лжи. На то, что я эту публикацию не замечу? Напрасно. В своей клеветнической статье г-н Фролов облил грязью уже не только мою научную работу, но и Ученый совет МГУ, в котором я защищала свою диссертацию, и оставлять эту отвратительную ложь без ответа я не намерена. Тем более, что мне, в отличие от профессора Фролова, доказать, кто прав, а кто виноват, будет куда проще: ведь существуют аудио- и видеозаписи моей защиты, а также стенограмма заседания Диссертационного совета, на котором она происходила. Существует и текст моей диссертации, положения которой во время защиты пытались всячески извратить – чтобы было к чему придраться – профессор Фролов и Ко. Правильность интерпретации ими отдельных выводов моей работы можно проверить по тексту диссертации, найдя истинные, а не вырванные из контекста и обыгранные в нужном ему русле В.В. Фроловым цитаты.

Если уж г-н Фролов решил проинформировать общественность, интересующуюся философским наследием Рерихов, о том, как проходила защита моей диссертации – я ему помогу это сделать. Но не на основе клеветнических выдумок, как это делает он сам, а на основе реальных фактов.


Кое-что о “научной общественности”, или Кто был организатором критической компании против моей защиты

Остановимся на первом же утверждении в статье профессора Фролова, касающемся обстоятельств моей защиты. В.В. Фролов пишет: “Казалось бы, событие это не должно было привлечь особое внимание научной общественности. Однако защита диссертации сопровождалась острой дискуссией…”

Уж г-ну ли Фролову не знать, по какой причине эта защита вдруг взяла да и вызвала “внимание научной общественности”! Причина эта, как говорится, белыми нитками шита – ею стала намеренная, организованная самим Фроловым по приказу его непосредственного начальника – Л.В. Шапошниковой – кампания. Повод для этого нашелся более чем “серьезный”: в своей диссертации, ссылаясь в обзоре литературы на работы Л.В. Шапошниковой, я назвала ее работы научно-популярными: “Немало сведений о жизни и творчестве Н.К. и Е.И. Рерихов, а также об основных принципах учения Агни Йоги содержатся в научно-популярных книгах Л. В. Шапошниковой”.*

______
* Шапошникова Л. В. Град светлый. М., 1998; Шапошникова Л. В. Великое путешествие. Книга первая. “Мастер”. М., 1999; книга вторая, “По маршруту Мастера”. М., 2000 и др.

И тем самым, как потом выяснилось, глубоко оскорбила чувства Людмилы Васильевны, считающей свои книги исключительно научными трудами. Еще Людмиле Васильевне не понравилось, что в своем исследовании я не ссылалась на ее работы и не указала ее книги в библиографии своей диссертации (хотя одна ссылка на ее книги в автореферате, в обзоре литературы, все же есть). И, наконец, немалое раздражение руководителя МЦР вызвало то, что в обязательном разделе Введения к диссертации, который называется “Новизна исследования”, я написала: “Впервые в отечественной историко-философской науке осуществлено целостное и всестороннее исследование философского учения Агни Йоги”. (Это предложение процитировал в свое статье Фролов, заявив, что “это заявление диссертанта не соответствует действительности”. К тому, насколько это утверждение обоснованно, мы еще вернемся.)

Вот эти три обстоятельства, имеющиеся в моей диссертации, и предопределили атаку на нее со стороны МЦР и его сторонников. Было ли это правильным и соответствующим научной этике со стороны МЦР?

Ну, хорошо. Предположим, я ошиблась, назвав работы Л.В. Шапошниковой “научно-популярными”. Если Людмила Васильевна была не согласна с моей оценкой, она могла бы написать свой отзыв на мою диссертацию, прийти на защиту и прочитать свой отзыв или выступить – но от своего имени. Это было бы честно и соответствовало бы принципам научной этики. Однако Л.В. Шапошникова поступила по-другому. Она решила доказать не только неправоту моей точки зрения относительно жанра, в котором написаны ее книги, но и – чего уж мелочиться? – несостоятельность всей моей диссертации. Для этого руководитель МЦР использовала, как сейчас говорят, административный ресурс и вместо одного отрицательного отзыва на мою работу организовала целую кампанию против нее. Из МЦР последовало указание всем его сторонникам – написать отрицательные отзывы на мою диссертацию и послать их в Ученый совет, в котором должна была состояться ее защита. Начало кампании было положено присылкой в Ученый совет философского факультета, в котором мне предстояло защищаться, 11-ти отрицательных отзывов. Практически все авторы этих отзывов присутствовали на моей защите. Например, В.Э. Жигота пожаловал в МГУ (с отрицательным отзывом на мою диссертацию) из Минска.

Однако в своем стремлении доказать несостоятельность моей диссертации сторонники МЦР явно “пересолили”. Благодаря такому количеству отрицательных отзывов, да еще и дилетантски написанных и повторяющих в разных формулировках практически одни и те же замечания, с самого начала стало ясно, что эта акция имела, как ныне принято говорить, заказной, к тому же четко спланированный характер.

На защите на это обстоятельство первым обратил внимание председатель Ученого совета, ознакомившийся с отзывами. Вот как это было:

Из стенограммы заседания диссертационного совета

“Проф. Маслин М.А.: Все отзывы посылаются за 10 дней до защиты и по почте, а мы все вот так, прямо на руки получили. (…) Поскольку здесь присутствует элемент организации критической кампании, я хочу предупредить заранее, чтобы те, кто участвует в этом, знали – он оборачивается против вас. Почему? Потому, что экспертная комиссия ВАК в том случае, когда видит большое количество отрицательных отзывов, в которых многие формулировки повторяются, рассматривает это обстоятельство в пользу соискателя, а не наоборот”.

Однако Л.В. Шапошникова стала отрицать совершенно очевидный для всех факт организации сторонниками МЦР критической компании против моей защиты:

Из стенограммы заседания диссертационного совета

“Шапошникова Л.В.: Дайте мне слово! Подождите, я считаю, что обвинение в адрес какого-то организатора… Уважаемый Михаил Александрович, так нельзя делать. У вас нет для этого никаких оснований. Если вы считаете, что организатором является МЦР, то от МЦР присутствуют всего три человека. У вас отзывов много больше.

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Людмила Васильевна…

Шапошникова Л.В.: И это просто оскорбление в адрес предполагаемого организатора – я же знаю, кого вы имеете в виду. И это делать нельзя. Тут вот выступали ваши оппоненты и все говорили о сотрудничестве, очень долго и хорошо… И очень плохо, когда вы обвиняете кого-то в этом деле, поэтому я протестую и внесите это в протокол”.

Вот это утверждение Людмилы Васильевны и вызвало чуть позже мое возражение.

В.В. Фролов в своей статье представил это возражение следующим способом: “…соискатель, не приведя никаких фактов и нарушая научную этику, обвинила МЦР в организации критической кампании ученых против нее”.

У г-на Фролова, очевидно, плохая память – я как раз привела факты того, что критическая кампания против моей диссертации была организована именно руководством МЦР. Вот как это звучало на защите:

Из стенограммы заседания диссертационного совета

“Соискатель Самохина Н.Е.: Кроме того, Людмила Васильевна, я сразу хочу сказать, что не согласна с вашим заявлением о том, что отрицательные отзывы на мою диссертацию пришли от людей, которые никакого отношения к рериховскому движению не имеют. Просто потому, что я очень хорошо помню фамилии тех людей…

Шапошникова Л.В.: А какое отношение это имеет к науке?

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Людмила Васильевна, извините пожалуйста, не надо перебивать, зачем мы будет тянуть время?

Соискатель Самохина Н.Е.: Дайте мне сказать, Людмила Васильевна! Эти отзывы пришли от людей, которые являются членами рериховского движения и участвуют в работе Международного центра Рерихов, и я этих людей знаю. Уроженко О.В. из Уральского университета является представительницей уральского рериховского общества. Она приезжала на конференции, которые проводил Международный центр Рерихов, когда я там еще работала, и я была очень удивлена, когда узнала, что она подписала такой отзыв, даже не прочитав моей диссертации. В.Э. Жигота, который здесь присутствует – это тоже представитель рериховского движения Белоруссии. Виктор Эдуардович, вы тоже участник рериховского движения и сотрудничаете с Международным центром Рерихов, о чем мне прекрасно известно.

Жигота В.Э.: Это вовсе не обвинение!

Соискатель Самохина Н.Е.: Я не хочу сказать, что это обвинение. Я хочу сказать, что все отрицательные отзывы в адрес моей диссертации подписаны людьми, которые долгие годы сотрудничали с Международным центром Рерихов и являются членами рериховского движения. В.В.Фролов, который тоже написал такой отзыв – он подписал его как зав. кафедрой истории философии Московского университета леса. Но мне известно, что В.В.Фролов не просто участвует в работе Международного центра Рерихов, но и является его сотрудником. В принципе, если бы я захотела, я могла бы доказать, что все, кто подписал эти отзывы, так или иначе были задействованы в сотрудничестве с Международным центром Рерихов, потому что все эти люди регулярно приезжали на конференции МЦР, делали доклады; у меня сборники этих докладов есть и все эти фамилии там фигурируют. Так что, прошу прощения, Людмила Васильевна, с вашим заявлением о том, что отзывы отрицательные не имеют никакого отношения к рериховскому движению, к Международному центру Рерихов, я категорически не согласна.

Шапошникова Л.В.: Это еще надо доказать!

Соискатель Самохина Н.Е.: Я докажу, Людмила Васильевна. Я докажу по вашим сборникам докладов на конференциях.

Шапошникова Л.В.: И потом, я не знаю, сегодня что – защита, или…

Соискатель Самохина Н.Е.: Защита, Людмила Васильевна, в том-то все и дело, что защита. Я защищаюсь от ваших нападений! Хотя мне кажется, что…

Шапошникова Л.В.: Надо защищаться по сути дела!

Соискатель Самохина Н.Е.: Я по сути дела защищаюсь... И это еще вопрос, Людмила Васильевна, что является сутью дела… (шум в зале). То, что написано в ваших отзывах – это в большей степени придумано. Я еще раз хочу обратить внимание членов Ученого совета на то, что большая часть тех обвинений в недостатках, которые указаны в этих отзывах, на самом деле не соответствует действительности. Я потом прочитаю отзыв В.В. Фролова и покажу конкретно, как автор отзыва “работает”, скажем так, с моей диссертацией, вычленяя отдельные моменты и говоря о таких вещих, которых в моей работе просто нет. То же самое – отзыв, подписанный господами Зуброй и Жиготой. Того, что вы там утверждаете о моей диссертации, в моей работе абсолютно нет!”.

Был и еще один явный факт того, что научная общественность, выступившая с отрицательными отзывами на мою диссертацию, имела прямое отношение к МЦР. Этим фактом (почти артефактом!) стали два заявления на выписку пропусков для прохода в здание, где проходила защита, двум группам лиц, которые желали на ней присутствовать.

В Ученый совет МГУ поступили два заявления – одно от МЦР, второе – от Объединенного центра проблем космического мышления, с просьбой обеспечить проход в здание, в котором должна была состояться защита, двух групп лиц. Первая группа была указана в заявлении, напечатанном на бланке МЦР. Там стояли следующие фамилии и инициалы:

  1. Шапошникова Л.В., генеральный директор Международного Центра-Музея им. Н.К. Рериха, академик РАЕН
  2. Стеценко А.В. – заместитель Генерального директора
  3. Баркова А.Л. – с.н.с. МЦР
  4. Лавренова О.А. – канд. географических наук.

Уже, как видим, не три, а четыре человека. Если, допустим, г-жа Баркова и не пришла на саму защиту (в стенограмме не зафиксировано ее выступления или вопросов соискателю), свой отрицательный отзыв она все равно представила в Ученый совет, и он засчитан в общем списке отрицательных отзывов, так что это не меняет сути дела.

Во втором заявлении, сделанном от имени Объединенного центра проблем космического мышления, были указаны еще четыре человека:

  1. Фролов В.В., д.ф.н, профессор
  2. Гиндилис Л.М., к.ф.м.н.
  3. Черноземова Е.Н., д.фл.л.н., профессор
  4. Жигота В.Э.

Это заявление было подписано ученым секретарем ОНЦ КМ Л.М. Гиндилисом.

Что же касается отношения ОНЦ КМ к МЦР, то о нем сам В.В. Фролов в своей статье пишет: “В этом контексте становится понятно, с какой целью в 2004 году на базе МЦР (выделено мной – Н.С.) был образован Объединенный научный центр проблем космического мышления (ОНЦ КМ)”.

Кроме того, и автору этих строк, и многим другим было прекрасно известно, что руководитель этого центра – В.В. Фролов – наряду с работой в качестве завкафедрой Московского университета леса считался также и сотрудником МЦР и получал зарплату не где-нибудь, а именно в этом учреждении. Так зачем же было утверждать, что на моей защите от МЦР присутствуют всего три человека? Не иначе как ради соблюдения “научной этики”, в отсутствии которой Фролов обвиняет меня и Ученый совет МГУ.

Следует добавить, что пропускной режим в здании гуманитарных факультетов МГУ, где проходила моя защита, не был особо строгим. Охрана была предупреждена о том, что в тот день проходила защита диссертации, на которую могли прийти приглашенные, не успевшие оформить пропуска, и таким образом на мою защиту попали люди, на которых пропуска вообще не выписывались. Среди них оказалось немало и других сторонников МЦР, не являвшихся авторами отрицательных отзывов на мою диссертацию, но зачем-то пришедших на защиту. В частности, я увидела в аудитории, где проходила защита, знакомые мне лица представителей рериховских обществ других городов. С этими людьми я встречалась еще во время своей работы в МЦР, но ко времени защиты имена и фамилии их уже успела забыть. Было непонятно, в чем состоял смысл присутствия на моей защите столь большого числа последователей МЦР.


Уровень компетентности моих неофициальных оппонентов от МЦР

Почему же все-таки усилия г-на Фролова и Ко по дискредитации моей работы провалились? Это произошло вовсе не потому, что, как утверждает Фролов, Ученый совет МГУ взял да и заблокировал, в нарушение всех требований ВАК, возможность открытой дискуссии и оглашение отрицательных отзывов на мою работу. Если бы совет действительно сделал нечто подобное, его бы уже давно лишили права принимать к защите научные работы и распустили бы – правила ВАК весьма и весьма строги.

Дело было не в “блокировке” отрицательных отзывов, которых совет наслушался больше, чем достаточно (и к тому же с рекордным превышением времени, отведенного на защиту по регламенту – пять с половиной часов вместо положенных трех с половиной), а в самом их характере.

К несчастью для г-на Фролова и его непосредственного руководителя – Л.В. Шапошниковой – уровень компетентности моих неофициальных оппонентов от МЦР моей работы был таков, что представленные ими в Ученый совет отрицательные отзывы на мою работу вызывали лишь сожаления.

Надуманность и необъективность этих дилетантских выпадов, что называется, невооруженным глазом была видна любому человеку, имеющему философское образование. Подавляющая часть замечаний, содержащихся в отзывах сторонников МЦР, была основана либо на предвзятых, необъективных и к тому же ничем не аргументированных оценках моей работы, либо на прямой фальсификации ее отдельных положений – я покажу это на конкретных примерах, при анализе тех замечаний, которые приведены в статье г-на Фролова.

Именно поэтому вся компания по дискредитации моей работы с самого начала была обречена на провал, что и произошло дважды: сначала на защите диссертации, а затем уже во время рассмотрения моей работы (вместе с кляузами моих неофициальных оппонентов) в ВАКе, куда была направлена вторая “волна” отрицательных отзывов на мою диссертацию.

Иначе и быть не могло, т.к. авторами этих отзывов в подавляющем большинстве были люди, не имеющие философского образования – кандидаты биологических (Ю.А. Мороз, руководитель научного отдела Харьковского областного объединения “Культурный Центр имени Н.К. Рериха” Общества Харькова), географических (О.А. Лавренова, ст.н.с. МЦР), физико-математических (Л.М. Гиндилис), филологических (А.Л. Баркова, ст.н.с. МЦР) наук.

Из всех моих критиков, присутствовавших на защите, только двое были философами по специальности: сам г-н Фролов и не имеющий ученой степени В.Э. Жигота. Кроме того, отрицательные отзывы на мою работу подписали еще три человека, имеющих ученые степени кандидатов философских наук: соавтор г-на Жиготы по отзыву А.С. Зубра, председатель Уральского рериховского общества к.ф.н. О.В. Уроженко и к.ф.н. Л.Е. Даниленко. Участие г-на Зубры (о наличии у которого публикаций по Агни Йоге ничего не известно) в написании отрицательного отзыва на мою работу объяснялось очень просто: поскольку г-н Жигота не имел ученой степени, писать отрицательный отзыв на докторскую диссертацию для него было явно неудобным. Поэтому он и подыскал себе соавтора, имеющего две ученые степени – кандидата философских наук и доктора педагогических наук, хотя в действительности подлинным автором отзыва, без сомнения, был сам г-н Жигота.

В этой критической акции против моей диссертации приняли участие только два доктора наук – сам организатор сего благородного действа профессор Фролов и доктор филологических наук Е.Н. Черноземова.

Обращает на себя внимание весьма значительный факт: в кампании, развернутой МЦР против моей защиты, не принял участие больше ни один доктор наук из числа ученых, сотрудничающих с МЦР и с ОНЦ КМ. А между тем среди них есть и специалисты по философии, доктора философских наук – уж кому знать Живую Этику лучше них? Что же помешало этим ученым присоединиться к организованной Фроловым травле моей работы? Три фактора: реальное знание учения Агни Йоги, объективная, а не заведомо предвзятая оценка моей диссертации и чисто человеческие честность и порядочность. Настоящие ученые не пожелали писать критические отзывы, основанные на фальсификации подлинных положений моей работы, и не захотели придумывать несуществующие недостатки, за которые диссертацию можно было бы объявить несостоятельной.

Так что в команде от МЦР остались в основном люди, не имеющие не только философского образования, но и сколько-нибудь значимых публикаций по Живой Этике – за исключением одной Л.В. Шапошниковой. И тем не менее В.В. Фролов в своей статье пытается доказать, что именно они – ну конечно же! – гораздо лучше разбирались в вопросах истории философии и в Живой Этике, чем присутствовавшие в Ученом Совете 14 профессоров, докторов философских наук из МГУ и других ведущих ВУЗов Москвы. И только они якобы могли стать истинными экспертами в отношении диссертабельности моей работы, но уж никак не члены Ученого совета. Ну, что тут сказать? “Новое научное” мышление профессора Фролова основано на старой, как мир, лжи – и это очевидно.


“Рериховская” работа кураевскими методами

Характерно то, что в статье г-на Фролова, опубликованной на сайте МЦР, присутствуют все те “приемы” работы с моей диссертацией, которые были использованы сторонниками МЦР при написании отрицательных отзывов на мою работу. Это сознательные искажения и неверные интерпретации некоторых положений моей работы или просто необъективные и заведомо предвзятые оценки диссертации. “Доказательства” несостоятельности моей диссертации, приведенные г-ном Фроловым в его статье, либо основаны на отдельных неполных цитатах, произвольно выдернутых из моей работы, либо и вовсе ничем не аргументированы.

Так, г-н Фролов в своей статье утверждает, что в моей диссертации “…обнаруживается… не целостное исследование мировоззренческого и методологического богатства философской системы Живой Этики, а поверхностное и фрагментарное описание ее отдельных понятий”. Но с таким же успехом некто может прочитать и докторскую диссертацию профессора Фролова, а потом заявить, что его научная работа несостоятельна, в ней отсутствуют аналитические выводы и необходимый философский анализ избранной тематики, а при интерпретации ряда понятий г-н Фролов допустил многочисленные неточности и неверные трактовки. И при этом, не приведя ни одного реального факта в подтверждение своих слов, этот некто начнет еще и извращать и фальсифицировать основные выводы автора работы, подтасовывая цитаты из нее.

С моей диссертацией г-н Фролов поступил именно таким способом. Так, говоря о критериях, позволяющих, с моей точки зрения, отнести то или иное философское учение к эзотерике, профессор Фролов цитирует из моей работы ровно одно предложение, относящееся к одному-единственному критерию эзотеричности. Затем, уже в другом разделе своей статьи, он бегло и неполно, в искаженном виде и даже обходясь без цитат из моей диссертации, упоминает еще два признака, наличие которых, по моему мнению, характерно для учений эзотерической традиции. Но в моей работе эти признаки характеризуются отнюдь не в таком виде, как их представляет читателю г-н Фролов. Таким образом, изначальный смысл выводов и даже цитат из моей диссертации фальсифицируется в статье г-на Фролова очень похоже на то, как это делал в свое время дьякон Кураев с текстами Агни Йоги, пытаясь убедить читателей в “сатанинском” характере этого учения. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись – профессор Фролов проводит свою “рериховскую” работу чисто кураевскими методами – путем фальсификаций и искажений.

В статье В.В. Фролова есть лишь один полемический вопрос – вопрос об эзо- или экзотерическом характере учения Агни Йоги. Этот вопрос я освещу отдельно, обосновав свою позицию.


Как работал Ученый совет МГУ, или “Острая дискуссия”, которой не было.

Особое возмущение вызывает следующее клеветническое заявление профессора Фролова в его статье: “… большая часть отрицательных отзывов так и не была оглашена, как и не получили слова для участия в дискуссии по диссертации ученые, занимающиеся философией Живой Этики и имеющие в этой области не одну публикацию”.

И еще: “Поскольку члены Ученого совета – приверженцы старого сознания, да к тому же не знакомы с Живой Этикой… они не нашли ничего лучшего, как с позиции силы в административном отношении заблокировать возможность научной дискуссии”.

Вот и давайте посмотрим, каким же это способом Ученый совет ухитрился “заблокировать возможность дискуссии” и не огласить отрицательные отзывы.

Сразу отмечу: с утверждением г-на Фролова о якобы отсутствии дискуссии во время защиты обнаруживается забавный факт. В конце его статьи произошло то, что рано или поздно случается со всеми лгунами: профессор Фролов явно запутался в собственном вранье. В начале своей статьи он сам же пишет о моей защите: “Казалось бы, событие это не должно было привлечь особое внимание научной общественности. Однако защита диссертации сопровождалась острой дискуссией (выделено мной. – Н.С.)…”.

Так значит, дискуссия была, да еще и острая, не так ли? Тогда откуда же в конце статьи появляется утверждение о том, что “этого не произошло” и что Ученый совет “заблокировал возможность научной дискуссии? И это ведь пишет человек, отзыв которого был зачитан и которому не менее трех раз предоставляли слово для участия в дискуссии! Кстати, в стенограмме заседания диссертационного совета зафиксировано, что последнее свое выступление с места Фролов начал словами: “Я в порядке дискуссии”. То есть, на заседании Ученого совета Фролов прекрасно понимал, что происходит дискуссия и он в ней участвует. А в заключительном выводе его статьи оказывается, что никакой дискуссии и в помине не было!

Интересно, что все это нагромождение самой бессовестной лжи исходит не от рядового сотрудника МЦР, а от руководителя Объединенного научного центра проблем космического мышления. Это убедительно свидетельствует о том, что в МЦР существуют серьезные проблемы не только с космическим, но и с обычным человеческим мышлением. И еще большие проблемы – с крайне странными представлениями г-на Фролова о научной этике и обычной человеческой совести и чести.

В действительности же дискуссия, об отсутствии которой на моей защите утверждает Фролов, велась на этой защите с начала до конца. В этой дискуссии участвовали В.В. Фролов, Л.В. Шапошникова, В.Э. Жигота, А.В. Стеценко – то есть практически все, кто пришел на мою защиту с отрицательными отзывами. Правда, в отличие от г-на Фролова, я бы сказала, что это была не столько “острая”, сколько странная дискуссия, основанная не на честной полемике, а на перевирании некоторых положений моей работы Фроловым и другими сторонниками МЦР, с одной стороны, и на моем опровергании этой лжи, с другой.

Из-за этой странной дискуссии не состоялась дискуссия реальная, основанная на мировоззренческих разногласиях, обнаружившихся между некоторыми положениями Агни Йоги и взглядами ученых, придерживающихся узкоматериалистических представлений. А повод для такой дискуссии был. На моей защите с отрицательной характеристикой моей диссертации выступили профессор, член Ученого совета МГУ В.А. Кувакин и д.ф.м.н. В.Б. Губин. Оба они являются членами комиссии РАН по борьбе с лженаукой. Этим ученым не понравилось, что в моей работе фигурировали понятия тонкой материи, иных планов бытия, реинкарнации и т.п. явлений в связи с научными исследованиями в данных областях явлений. Для В.А. Кувакина и В.Б. Губина все научные изыскания подобного направления однозначно должны были быть отнесены к лженаучным представлениям, с чем я была абсолютно несогласна. Это был действительно очень интересный вопрос, но, увы – дискуссия по нему не осуществилось по весьма простой причине: на нее не хватило времени.* Вот уж где “философская наука не выиграла”, как пишет Фролов, так это в данном обстоятельстве моей защиты. И в этом, несомненно, “заслуга” научной общественности от МЦР, навязавшей мне необходимость отвечать на придуманные ею вздорные замечания к моей диссертации, основанные на фальсификациях изначальных положений моей работы.

__________
Свой ответ на замечания В.Б. Губина относительно моей диссертации в его интернет-публикации я дала в статье “Как физик В.Б. Губин вынес приговор философии”, размещенной на сайте “Адамант” (www.lomonosov.org).


Отрицательные отзывы, которые никто не “блокировал”

Вопреки лживым утверждениям г-на Фролова, не было и никаких нарушений положений ВАКа в отношении оглашения отрицательных отзывов.

Вот конкретные факты, которые можно проверить по стенограмме заседания Диссертационного совета, а также по аудио- и видеозаписям: отзывы В.В. Фролова и Л.В. Шапошниковой были зачитаны ученым секретарем совета; еще два неофициальных оппонента – Л.М. Гиндилис и А.В. Стеценко – сами выступили со своими отзывами, нарушив при этом регламент выступлений. Не зачитал свой отзыв полностью только В.Э. Жигота, но большую часть содержащихся в нем замечаний он сам озвучил во время дискуссии, и на его вопросы и замечания я ответила.

Но профессор Фролов в своей статье упорно проводит мысль о том, что Ученый совет принял решение не зачитывать отрицательные отзывы. Как это доказывает профессор с “новым мышлением” и что было на самом деле?

Вот очередная цитата из статьи Фролова: “Более того, по непонятным причинам, в нарушение всех положений ВАК ученый секретарь принял решение не зачитывать отрицательные отзывы, так как, по его мнению, указанные в них замечания повторяются, и предоставил слово Самохиной: “Я думаю, мы услышим сейчас ответы на эти отзывы со стороны Наталии Евгеньевны. У меня все”.

Кажется, абсолютно понятно, почему ученый секретарь не хотел тратить время на бессмысленное зачитывание отзывов, на которые мне предстояло давать ответ. Ведь для того, чтобы дать ответ на содержащиеся в отзыве замечания, эти замечания нужно было сначала прочитать, чтобы всем было понятно, о чем идет речь и на какие конкретно замечания я отвечаю – не так ли? Без этого – согласно здравому смыслу – и ответ на тот или иной отзыв дать было невозможно. Спрашивается, зачем же было дважды тратить время на зачитывание одних и тех же замечаний – сначала во время простого прочтения отзывов, а затем во время моих ответов на те же самые отзывы? Какая разница была в том, кто именно прочитает содержащиеся в отзывах замечания – ученый секретарь или соискатель, которому тут же предстояло давать на них ответы?

Тем более, что к тому моменту регламент защиты уже был нарушен, много времени было потрачено на дискуссию с неофициальными оппонентами во время ответов на их вопросы – ту самую дискуссию, факт наличия которой г-н Фролов лживо отрицает.

(Кстати, в приложении к этой статье есть мой ответ на замечания из отзыва Л.В. Шапошниковой (он взят из стенограммы заседания Диссертационного совета). Обратите внимание, как даются ответы на замечания оппонентов: сначала зачитывается текст замечания, содержащегося в отзыве, а потом уже соискатель отвечает на это замечание.)

Но, как я уже говорила, г-н Фролов и присутствовавшая иже с ним “научная общественность” от МЦР имела свои стандарты “космического” мышления, весьма далекие от академических традиций – они стали настаивать на прочтении отзывов именно ученым секретарем. Секретарь Ученого совета В.Ф. Коровин прочитал отзывы Л.В. Шапошниковой и В.В. Фролова, несмотря на то, что значительную часть замечаний, содержащихся в его отзыве, Фролов уже озвучил во время дискуссии, и я на его вопросы и замечания ответила.

Как же прокомментировал г-н Фролов в своей статье оглашение этих отзывов ученым секретарем? Цитирую: “Но надо было видеть, как он (т.е. ученый секретарь – Н.С.) это делал. Казалось, что перед уважаемой аудиторией выступал не доцент Московского университета, а клоун заштатного цирка. Что-либо понять из его слов, за которыми стояли сложнейшие философские проблемы, было совершенно невозможно”.

Надо сказать, этот фрагмент из статьи Фролова поразил меня больше всего. Такой возмутительной, бессовестной лжи, исходящей к тому же от человека с профессорским званием, мне слышать никогда еще не приходилось. Это уже не просто клевета, это оскорбление. Обратите внимание на двойные стандарты г-на Фролова: мои слова о том, что Л.В. Шапошникова является апологетом учения Живой Этики, в силу чего ее книги не могут быть отнесены к научным работам, Фролов в своей статье называет “некорректными высказываниями” в адрес Людмилы Васильевны.

А сравнение уважаемого члена Ученого совета с клоуном заштатного цирка, по его мнению, отвечает нормам научной этики, так? Положительно, в своем стремлении услужить Людмиле Васильевне г-н Фролов явно перегнул палку. Самим фактом подобного поведения Фролов дискредитирует не только самого себя – он дискредитирует и МЦР, которому преданно служит. Конечно, всем ясно, что, организуя травлю моей работы с помощью “научной общественности”, исправно выполняющей директивы МЦР, Фролов выполнял заказ своего работодателя. Зарплату в наши дни, понятное дело, надо отрабатывать. Но не такой же ценой – ценой потери всякой совести, бессовестнейшего вранья и вдобавок ко всему оскорблений в адрес уважаемого в МГУ человека, ученого секретаря Диссертационного совета!

Описание Фроловым того, как ученым секретарем были зачитаны отзывы – такая же ложь, как и все остальные измышления приверженца “нового сознания” из МЦР. На самом деле отзывы зачитывались ученым секретарем, как всегда, громко и четко – точно так же, как и все остальное, что зачитывалось им ранее. И содержание зачитанных отзывов было вполне понятно всем присутствующим. Добавим – равно как и подлинный “научный уровень” содержащихся в этих отзывах замечаний.

А теперь по поводу того, что из отзывов, как утверждает Фролов, были зачитаны не все места, а лишь некоторые.

Вот как это отражено в стенограмме защиты.

Из стенограммы заседания диссертационного совета

“Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Итак, отзыв на диссертацию Фролова В.В.

(Зачитывает отзыв.)

Реплика из зала: Зачем все-то? Критические замечания! Этого можно было бы не читать.

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Я зачитываю отзыв полностью, чтобы у нас не было потом никаких проблем.

(Ученый секретарь Коровин В.Ф. зачитывает отзыв Фролова В.В. Отзыв прилагается.)

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Почему я отзыв зачитал – в сущности все эти отзывы, о которых я сказал – Черноземовой, Шапошниковой, Фролова, Зубры, Жиготы, Гиндилиса, Уроженко, Лавреневой, Барковой, Стеценко и других – в значительной степени повторяют вот эти замечания…

Шапошникова Л.В.: Ничего подобного!

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Извините! Там есть очень много повторов.

Шапошникова Л.В.: Я буду просить слова, если мое не прочтут!

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Хорошо, я сейчас прочитаю, Людмила Васильевна.

Проф. Фролов В.В.: Уважаемый Михаил Александрович, можно мне одно замечание сделать?

Проф. Маслин М.А.: Подождите, давайте спокойно работать.

Фролов В.Ф.: Нет, одну минуту, одну минуту. Отзыв прочтен, но там были сделаны пропуски. Вот у меня копия. Поэтому я просил бы читать отзывы полностью.

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Я прочитал отзыв полностью в содержательном смысле. Там, где у вас есть повторы, я пропустил один-два абзаца, чтобы не тратить время.

А теперь я зачитаю отзыв Л.В. Шапошниковой.

(Зачитывает отзыв. Отзыв Л.В. Шапошниковой прилагается.)”.

Обратите внимание – г-н Фролов ничего не возразил в ответ на слова ученого секретаря. Почему? Потому, что возражать было нечего! Один или два абзаца, пропущенные ученым секретарем при чтении отзыва, были действительно повторами. Если бы это было не так, профессор Фролов на этом бы не успокоился.

Что же касается “саркастической улыбки”, как обозвал это Фролов, то ученый секретарь позволил себе только раз улыбнуться при зачитывании одного места из отзыва г-на Фролова – и я уверена, что сделал это не только он один. Потому что в отзыве профессора Фролова говорилось: “При чтении работы Н.Е. Самохиной вообще складывается впечатление, что у нее нет философской школы…”

Когда человека, представившего в Ученый совет МГУ для защиты докторскую диссертацию, обвиняют в том, что “у него нет философской школы”, это действительно смешно. Здесь не то, что улыбнуться – рассмеяться впору! И совершенно очевидно, что “клоуном заштатного цирка” выглядел не тот, кто зачитывал этот отзыв, а тот, кто его писал – а именно, сам г-н Фролов, руководитель Объединенного Научного Центра проблем космического мышления.

Я скажу еще пару слов по поводу “отсутствия у меня философской школы”, как утверждал Фролов в своем отзыве. Интересно, что 14 лет назад я защищала в ученом совете МГУ кандидатскую диссертацию по Агни Йоге. В то время я работала в МЦР в качестве ответственного секретаря научного отдела, а профессор Фролов был еще, так сказать, общественным сотрудником МЦР, членом научной группы, в обязанности которой входило проведение научных семинаров, подготовка лекций и т.п. В.В. Фролов тогда тоже присутствовал на моей защите. И, поскольку я была сотрудником учреждения, в котором он видел для себя некие перспективы (что и осуществилось позднее), он выступил на моей защите в качестве неофициального оппонента – по собственной инициативе и в совершенно ином контексте: похвалил мою работу и дал ей весьма высокую оценку. Стало быть, тогда, во время защиты кандидатской диссертации, у меня все-таки была философская школа. Но стоило лишь мне оказаться “по другую сторону баррикад” от Л.В. Шапошниковой – и моя философская школа, согласно мнению профессора Фролова, исчезла в неизвестном направлении. Надо полагать, взмахнула крылышками и растворилась в безбрежных просторах ноосферы…

Скажу честно – когда В.Ф. Коровин зачитывал отзыв В.В. Фролова, мне очень хотелось сказать человеку, по воле судьбы второй раз ставшему моим неофициальным оппонентом, правда, теперь с прямо противоположными целями: “Виктор Васильевич, а может быть, это не у меня нечто важное отсутствует, а у Вас? Я даже знаю, что именно!..”.

К счастью, я тогда сдержалась.


Кое-что о силовом давлении

Следующий подзаголовок статьи В.В. Фролова гласит: “Силовое давление как метод решения научных споров”. В этом разделе “репортажа наоборот” Фролова читателю подсовывается новая порция лжи и искажения реальных фактов.

Прошу читателя обратить внимание на один момент статьи г-на Фролова: утверждая, что ученый секретарь “скороговоркой” прочитал два отзыва неофициальных оппонентов на мою диссертацию, г-н Фролов не сообщил, кто был авторами этих отзывов. Одним из них был он сам, а второй отзыв принадлежал Л.В. Шапошниковой. Фролов сразу не назвал имени автора второго отзыва, и, как становится понятно в дальнейшем, он сделал это намеренно и с дальним прицелом. Потому что далее в его статье говорится: “слова не дали даже Л.В. Шапошниковой – основоположнице известной в мире школы рериховедения…”. Вот такими далекими от науки способами профессор с “новым сознанием” решил доказывать главный вывод своей статьи – неофициальным оппонентам, дескать, не дали слова на защите диссертации, им не позволили выступить! И при этом в статье Фролов скромно умалчивает о том факте, что отзыв Л.В. Шапошниковой был прочитан ученым секретарем в числе тех двух отзывов, о прочтении которых он сам писал ранее. На это была согласна и сама Л.В. Шапошникова, что явствует из ее слов, записанных в стенограмме заседания совета:

Из стенограммы заседания диссертационного совета

Шапошникова Л.В.: Я буду просить слова, если мое не прочтут!

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Хорошо, я сейчас прочитаю, Людмила Васильевна”.

Обратите внимания – Людмила Васильевна не ставит непременным условием свое личное выступление на заседании Ученого совета. Ее условие – или выступит она сама, или ее отзыв будет зачитан. Ученый секретарь выполнил это условие – он зачитал отзыв Л.В. Шапошниковой, и без всяких сокращений, в полном объеме. Я дала на этот отзыв ответ, который размещен в приложении в данной статье.

Кроме того, Л.В. Шапошникова активно участвовала в дискуссии, она задавала мне вопросы, на которые я отвечала на защите. А Фролов с голубыми глазами пишет, что “Л.В. Шапошниковой не дали слова”! Ну и как вам нравится такое вот “новое научное мышление”? Для такого “нового мышления” в русском языке есть очень старое название, и оно не имеет никакого отношения к академическим реалиям.


Отрицательные отзывы и регламент

Я сделаю оговорку. Статья Фролова рассчитана прежде всего на людей, не знакомых с процессом защиты диссертационных работ, которые, соответственно, не знают правил этого процесса. Вот для них-то я и поясню, почему совет не мог заслушивать все 11 отрицательных отзывов на мою диссертацию.

Защита диссертации не может продолжаться с 15.30 до ночи, у этого процесса есть свой регламент. На защиту докторской диссертации отводится 3,5 часа. В это время должны уложиться выступления всех оппонентов – и официальных, дающих развернутый анализ диссертации, и неофициальных. При этом, конечно, данные правила разрабатывались для нормальных процессов защиты, при которых неофициальные оппоненты присутствуют в количестве одного-двух человек, да и то далеко не всегда. Но поскольку против моей диссертации было организована целая кампания (что явно не предполагалось экспертами ВАК при разработке правил защиты диссертаций), на моей защите неофициальных оппонентов оказалось не один или два, а семь. Из них пять от МЦР (Л.В.Шапошникова, В.В. Фролов, В.Э. Жигота, Л.М. Гиндилис, А.В. Стеценко. Задавших мне по одному вопросу О.А. Лавренову и Е.Н. Черноземову я не считаю), и двое представителей академической среды (профессор В.А. Кувакин, член Ученого совета МГУ, и д.ф.м.н. В.Б. Губин).

Естественно, в этой ситуации встал вопрос о регламенте выступлений – в противном случае Ученый совет рисковал выслушивать такую “научную дискуссию” в течение всей ночи. Вот фрагмент стенограммы записи заседания Ученого совета, в котором как раз обсуждался регламент выступлений.

Из стенограммы заседания Диссертационного совета

“Проф. Маслин М.А.: … Так, давайте установим регламент. Я предлагаю три минуты.

Стеценко А.В.: Извините! Извините!

Проф. Маслин М.А.: А вы не член Ученого совета, вы присядьте. Коллеги, члены Ученого совета, сколько мы дадим для выступления?

Из зала: Не более трех минут!

Проф. Кувакин В.А.: Я как член Ученого совета имею право выступить пять минут!

К.ф.м.н., ученый секретарь ОНЦ КМ Гиндилис Л.М.: Вы не имеете права не давать мне слова! Потому что я автор отзыва, который не был зачитан, и я имею право не на три минуты, а столько, сколько надо, чтобы зачитать его.

Проф. Кувакин В.А.: Михаил Александрович, меня запишите тоже.

Проф. Маслин М.А.: Три минуты!

Проф. Кувакин В.А.: Нет, я не согласен. Что это?

Проф. Маслин М.А.: Три минуты!

Проф. Кувакин В.А.: Нет, так не бывает! Почему я должен… Я член Ученого совета, что я успею за три минуты сказать?

Проф. Маслин М.А.: Валерию Александровичу, как члену Ученого совета – пять минут.

Проф. Кувакин В.А.: Нет, я как член Ученого совета по тексту имею право сказать существенные вещи. Все, что здесь говорилось, я считаю, не очень существенно. Я имею на это право.

Проф. Маслин М.А.: Пожалуйста.

Проф. Кувакин В.А.: Значит, регламент у нас есть?

Проф. Маслин М.А.: Да, три минуты.

Гиндилис Л.М.: Я прошу записать в протокол замечание, что в нарушение регламента ВАКа мне дается три минуты, хотя у меня отзыв гораздо больше…

Из зала: На сколько? На три часа?

Гиндилис Л.М.: Нет, не на три часа, не надо!

Проф. Маслин М.А.: Исходя из целесообразности, из того, что мы здесь сидим после рабочего дня… (неразборчиво, сильный шум в зале).

Гиндилис Л.М.: У меня есть несколько слов, которые я готов уложить даже не в три минуты, а гораздо меньше, но отзыв мой я должен зачитать полностью, это мое право, которого вы меня лишить не можете”.

Как видите, в соответствии с решением председателя Ученого совета все желающие выступить оказывались в равном положении, даже члены Ученого совета.

В.Б. Губин, выступивший с критикой моей диссертации, уложился в отведенное для выступления неофициальных оппонентов время. Выступление профессора Кувакина длилось дольше установленного регламента, но не намного.

Если бы господа Гиндилис и Стеценко уложились в отведенное для неофициальных оппонентов время – 3-4, максимум 5 минут для каждого – тогда, возможно, хватило бы времени и для зачитывания каких-то других отрицательных отзывов, или, во всяком случае, конкретных замечаний из них – несмотря на то, что в этом не было никакой необходимости, так как все эти замечания повторялись из отзыва в отзыв.

Но, увы! Мои уважаемые неофициальные оппоненты выступали “не по закону, а по понятиям”. Именно они, а не Ученый совет МГУ, как утверждает Фролов, действовали таким способом. Один Лев Миронович Гиндилис со своим отзывом выступал 20 минут – вместо 5-ти положенных по регламенту. Знал ли Гиндилис, что грубо нарушает правила защиты вместе с установленным регламентом? Знал, конечно – ведь он сам когда-то защищал кандидатскую диссертацию. Но Л.М. Гиндилиса этот факт нисколько не беспокоил – обладающий “новым мышлением” такого же свойства, как и его коллега по МЦР Фролов, г-н Гиндилис просто проигнорировал общеизвестные академические правила и, выказывая подчеркнутое неуважение к совету, читал свой отзыв – с расстановкой, степенно, нисколько не торопясь – 20 минут. Такое время отводится на защитах только для выступления официальных оппонентов, дающих подробнейший анализ диссертации. Вопреки тому, что пишет Фролов в статье, ученый секретарь В.Ф. Коровин НЕ “мешал всячески” Гиндилису своими репликами, а просто по истечении положенных 5-ти минут напомнил Л.М. Гиндилису о регламенте и попросил его не нарушать положенных правил, установленных при защите. Однако ученый секретарь Объединенного научного центра проблем космического мышления преспокойно проигнорировал просьбу ученого секретаря диссертационного совета МГУ. И вот такое поведение Фролов изящно назвал “настойчивостью” - “И только благодаря настойчивости Л.М. Гиндилису удалось огласить свой отзыв”. Я бы назвала это уже не настойчивостью, а другим определительным…

Разумеется, после выступления г-на Гиндилиса вновь встал вопрос о регламенте:

Из стенограммы заседания Диссертационного совета

“Проф. Маслин М.А.: Уважаемые коллеги, члены Ученого совета, давайте установим регламент. Еще раз призываю. Если мы каждому будем давать на отзыв по 20 минут, мы отсюда просто не выйдем. Три минуты! (Шум в зале.) Ну, пять минут.

Из зала: Дайте возможность зачитать отзывы!

Проф. Маслин М.А.: Отзывов много, и нет необходимости зачитывать их все, т.к. замечания в большинстве из них повторяются.

Проф. Кувакин В.А.: Давайте по порядку, а то, иначе говоря, члены Ученого совета не смогут выступить вообще. Надо совесть иметь!

(Шум в зале, много реплик сразу. Стеценко А.В. поднимается с места и выходит для выступления.)

Проф. Кувакин В.А.: Ну вам слово-то никто не давал, куда ж вы идете? Вы совесть-то имеете или не имеете? Элементарные нормы этики мы должны соблюдать! Живая, не Живая, этика, но мы должны быть немножко этичны! В конце концов! Почему вы игнорируете…

Проф. Маслин М.А.: Присядьте! (Шум в зале, реплики.)

Проф. Кувакин В.А.: Кто сказал, что вначале? Вот председатель говорит, что вначале, а что потом”.

После выступления профессора Кувакина на кафедру вновь вышел А.В. Стеценко, заместитель генерального директора МЦР, который вообще никакого отношения к науке не имел. Если 20-минутную речь г-на Гиндилиса члены Ученого совета еще выдержали, то тратить время за заслушивание совершенно бессодержательного отзыва А.В. Стеценко, имевшего очень мало отношения к диссертации, они не пожелали. В свою очередь, сам автор отзыва не пожелал выполнить вполне законное требование председателя Ученого совета и прекратить свое выступление, состоявшее в основном в бесконечных восхвалениях МЦР и его светлой миссии. В итоге А.В. Стеценко своей “настойчивостью”, аналогичной “настойчивости” г-на Гиндилиса, чуть не спровоцировал скандал на защите.

В.В. Фролов, упоминая этот эпизод, красочно описал в своей статье якобы имевшее место “силовое давление” на А.В. Стеценко, которому, дескать, совсем не дали выступить и сразу же, с первых секунд его выступления стали “сгонять” с кафедры.

А на самом деле это происходило следующим образом.

Из стенограммы заседания Диссертационного совета

“Проф. Титов В.Ф.: … Мы выступаем за конструктивное обсуждение тех вопросов, которые были поставлены диссертанту. И мы призываем выступающих, чтобы вы откликнулись на наш призыв: не надо повторять то, что уже было неоднократно сказано. Если есть у вас новые идеи, пожалуйста, мы считаем, что в течение трех минут вы можете их изложить.

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Вячеслав Федорович, надо установить регламент, давайте проголосуем.

Проф. Титов В.Ф.: Да, есть предложение, и мы обращаемся к членам Ученого совета дать 3-4 минуты для того, чтобы высказать свою точку зрения. Есть предложение это предложение проголосовать. Кто за то, чтобы выступающим дать 3-4 минуты для изложения свой точки зрения – прошу проголосовать. Кто за? Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Считаем, что члены совета приняли это предложение и с учетом этого решения мы просим выступающих высказывать свою точку зрения. Выступающие, представьтесь, пожалуйста.

Стеценко А.В.: Стеценко Александр Витальевич. К сожалению, мой отзыв не был прочитан. Вот, то, что мы проголосовали за регламент – я хочу напомнить, это нарушение положения ВАКа.

Проф. Титов В.Ф.: Ну, тогда давайте перенесем обсуждение на следующую неделю!

(Шум в зале, реплики.)

Вы тянете время просто-напросто! (Шум в зале.)

Стеценко А.В.: Михаил Александрович, я зачитываю отзыв, чего вы не сделали.

Проф. Маслин М.А.: Главное – уложитесь в три минуты!

Стеценко А.В.: Я начинаю читать.

Стеценко А.В.: Невозможно согласиться с автором – я пропускаю те места, которые уже были – и в отношение новизны своей работы.

Титов В.Ф.: Мы уже слышали это! Во всех отзывах…

Стеценко В.А.: Член диссертационного совета, который совершенно справедливо сделал замечание: если вы принимаете такие диссертации, так полнейшая путаница…

Проф. Маслин М.А.: Это не по существу! Какие у вас конкретные замечания?
Шапошникова Л.В.: Дайте ему говорить!

Стеценко А.В.: Данное утверждение диссертанта на странице 15 не соответствует действительности. Прошло 18 лет, как С.Н. Рерихом было возвращено в Россию наследие его родителей, на основании которого в Москве создан общественный музей имени Н.К. Рериха Международного Центра Рерихов. За это время Международным Центром Рерихов из архива семьи было опубликовано множество работ самих Рерихов, которые значительно расширили… (зачитывает отзыв, отзыв прилагается)

Проф. Маслин М.А.: К диссертации это никакого отношения не имеет. Это общеизвестный факт! Что по существу? Ваши оценки автореферата или диссертации – что по существу?

Стеценко А.В.: Вы послушайте! Но это не отмечено в диссертации! Автор дает историко-философский анализ. Одну секундочку.

Ученые МЦР в сотрудничестве со многими научными коллективами за 18 лет провели огромную научную работу по осмыслению Живой Этики. Многие результаты этой работы были опубликованы. Среди них особого внимания заслуживают труды Л.В. Шапошниковой, посвященные этой теме. Назову лишь некоторые… (и т.д. Зачитывает отзыв).

Маслин М.А: Это уже самоотчет, этого не надо! Все, ясно, что диссертант не учел эту литературу. Сядьте, пожалуйста.

Стеценко А.В.: Одну секунду!

Проф. Маслин М.А.: Сядьте, пожалуйста!

Стеценко А.В.: Нет, я продолжу.

Проф. Маслин М.А.: Ну невозможно! Невозможно!

(Шум в зале, реплики. Стеценко что-то говорит, неразборчиво)

Проф. Зотов А.Ф.: Я предлагаю членам Ученого совета покинуть этот зал! Давайте перейдем в другую аудиторию…(Шум в зале.)

Из зала: У меня вопрос по поводу того, что мы обсуждаем!

Стеценко А.В.: Как вы относитесь к творчеству В.И. Вернадского? Так вот, Вернадский…

Проф. Маслин М.А.: Сядьте, я вас прошу! (Шум в зале)

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Не создавайте плохую репутацию своему центру!

Стеценко А.В.: Вы знаете, что диссертант извратил учение Вернадского? И вы будете это одобрять?

Маслин А.М.: Сядьте, пожалуйста!

Стеценко А.В.: Нет, я прочитаю цитату!

Проф. Маслин М.А.: Ну что, перейдем в другую аудиторию?

(Далее неразборчиво – шум в зале).

Проф. Маслин М.А.: Ничего существенного!

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Вы покинули эту Живую Этику напрочь! Никакой этики в вашем поведении мы не видим!

Шапошникова Л.В.: А в вашем мы тоже не видим!

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Ну, слов уже больше нет! Как еще можно убеждать? Какая этика тут в вашем поведении? Уважаемые представители центра! Какая этика?!..

(Шум в зале, много реплик одновременно.)

Стеценко А.В. Вы в своей диссертации утверждаете, что В.И Вернадский…

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Сядьте, пожалуйста! У нас есть ваш отзыв!

Стеценко А.В.: …что Вернадский понимал ноосферу…

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Ну что, идти за милицией?

Стеценко А.В. (Продолжает читать отзыв.)

Ученый секретарь Коровин В.Ф.: Людмила Васильевна! Покомандуйте, пожалуйста! Покомандуйте, я вас очень прошу!”.

В действительности А.В. Стеценко “согнал с кафедры”, как пишет г-н Фролов, не ученый секретарь, а… сам Фролов. Стеценко так и не уходил с трибуны до тех пор, пока ученый секретарь совета не обратился за помощью к Л.В. Шапошниковой, попросив ее “покомандовать”. После этой просьбы к Стеценко, по-прежнему не желавшему покидать кафедру, подошел г-н Фролов, видимо, получивший соответствующее распоряжение от Л.В. Шапошниковой, и сказал ему что-то на ухо. Только после этого заместитель генерального директора МЦР покинул кафедру.

А три года спустя после этих событий В.В. Фролов пишет в своей статье: “Ответственному работнику МЦР ничего не оставалось делать, как прервать свое выступление, дабы не быть втянутым в скандал, который стремились спровоцировать председатель и ученый секретарь Ученого совета”!! Представляете? Вот оно – новое научное мышление по МЦР-овски! Г-н Стеценко грубо нарушает регламент выступления вопреки установленным правилам защиты и всем приличиям, а потом оказывается, что это не он провоцировал скандал свои вызывающим поведением, а те, кто пытался – настолько корректно, насколько это вообще было возможно в данной ситуации – призвать его к порядку, чтобы продолжить ход защиты!

И после всего этого приверженец “космического мышления” из МЦР пишет: “Почему руководство Ученого совета так безапелляционно и грубо блокировало оглашение отрицательных отзывов по автореферату и защищаемой диссертации? Очевидно, по каким-то причинам оно очень не хотело, чтобы на совете высказывались иные, отличные от точки зрения соискателя и ее официальных оппонентов, мнения по теме диссертации”.

И это профессор Фролов называет “блокированием” и нежеланием выслушивать “иные мнения”!?

Господин Фролов, мягко говоря, весьма и весьма необъективен. На самом деле Ученый совет этих “иных мнений” наслушался больше, чем достаточно, и к тому же с рекордным превышением регламента защиты на 2 часа.

Члены Ученого совета не хотели заслушивать ОСТАВШИЕСЯ (помимо основных, которые были уже зачитаны к тому времени) отрицательные отзывы на мою работу по трем основным причинам.

Во-первых, потому, что замечания к моей работе во всех этих отзывах действительно были, хоть и в разных формулировках, но одними и теми же. Не имело никакого смысла зачитывать одно и то же второй, третий, четвертый раз подряд.

Вот конкретные примеры. В отзыве г-на Гиндилиса говорится о том, что содержащееся в диссертации утверждение о том, что причиной создания теософии и Живой Этики стало “стремление их авторов к просветительству” неверно (на это замечание я отвечу в конце этой статьи). То же самое замечание есть и в отзыве О.А. Лавреновой, который не был зачитан. Это замечание процитировал в своей статье г-н Фролов.

Замечания о том, что Агни Йога не является эзотерическим учением и что диссертант не проанализировал научные труды основателя мировой школы рериховедения Л.В. Шапошниковой содержатся практически во всех отзывах. Ну и т.д.

Во-вторых, регламент защиты был нарушен. Вместо положенных 3,5 часов защита в итоге длилась 5,5 часов. В подобной ситуации не имело ни малейшего смысла повторять то, о чем уже говорилось ранее.

Была и третья причина, по которой члены Ученого совета не считали необходимым выслушивать оставшиеся непрочитанными отрицательные отзывы на мою работу. Эта причина состояла в том, что, с позволения сказать, “научный уровень” всех замечаний в адрес диссертации был хорошо понятен членам Ученого совета на примере тех отзывов, которые к тому времени уже были оглашены.

Именно поэтому, даже если бы члены Ученого совета в течение всей ночи выслушивали отзывы биологов, географов, филологов, физиков, военнослужащих и всех прочих “просвещенных” критиков моей работы, то и это не помогло бы Фролову осуществить главную цель, поставленную перед ним Л.В. Шапошниковой – провал защиты диссертации. Потому что – я это еще раз подчеркиваю – с самого начала было совершенно понятно, что все замечания, содержащиеся в отрицательных отзывах на мою работу, представляли собой либо прямую фальсификацию выводов диссертации, либо ничем не доказанные утверждения вроде того, что “Живая Этика превращается диссертантом в этику мертвую, лишенную развития и исторической перспективы”. (Из отзыва В.В. Фролова).

И вот в такую чушь Ученый совет должен был поверить, по мысли организаторов всей этой акции?!


Факты и итоги, или Кое-что о научной этике

Итак, каковы же факты? И дискуссия, и оглашение отрицательных отзывов – все это на защите состоялось, вопреки клеветническим утверждениям г-на Фролова. И на эту дискуссию, и на выступления представителей МЦР времени было потрачено столько, что, как я уже говорила, регламент защиты был превышен на 2 часа и защита моей диссертации длилась не 3, 5 часа, как положено, а 5, 5 часов. Что такое пять с половиной часов работы Ученого совета, члены которого приходят на защиту уже после окончания своего рабочего дня – проведения занятий со студентами – вузовские преподаватели могут себе представить.

Так куда же ушли эти 2 лишних часа, если не на дискуссию, факт которой Фролов отрицает, и не на выступления неофициальных оппонентов?

Таковы факты.

Что же касается нарушений научной этики, о которых пишет Фролов – да, на моей защите научная этика действительно была нарушена. Но не Ученым советом МГУ, а самим г-ном Фроловым и другими представителями МЦР. Причем научная этика была нарушена в трех аспектах.

Во-первых, неофициальными оппонентами был грубо нарушен регламент защиты.

Во-вторых, подавляющее большинство замечаний, содержащихся в отзывах сторонников МЦР на мою работу, имел характер фальсификаций основных положений моей диссертации. Или перевирание выводов неугодной кому-то диссертации, предпринятое ударной бригадой сторонников МЦР, г-н Фролов считает способом, отвечающим принципам научной этики и “свободной научной дискуссии”?

В-третьих, г-н Фролов без зазрения совести оклеветал Ученый совет МГУ, заявив, что “Ученый совет повернул ход защиты в административно-силовое русло”.

Я уже не говорю об оскорбительных и лживых высказываниях Фролова в адрес ученого секретаря совета. Эту грубую ложь, очевидную для всех, кто на моей защите присутствовал, профессор Фролов тоже считает проявлением “нового научного” мышления и научной этики с его стороны?

Что же касается многозначительных намеков профессора Фролова относительно того, что, дескать, руководство Совета “по каким-то причинам очень не хотело, чтобы на совете высказывались иные, отличные от точки зрения соискателя … мнения по теме диссертации”, то Виктор Васильевич зря печалится по этому поводу. Я не пожалею времени – отсканирую эти отзывы и выложу их в Интернет (если только сам МЦР не разместит их на своем сайте) чтобы они были доступны всем для прочтения. А потом и дам ответы на все пункты замечаний, содержащихся в этих отзывах. Пусть нормальные люди почитают все это и повеселятся от души. Вот это действительно будет, как выражается г-н Фролов, “заштатный цирк”.

Угадайте, кто был главным “клоуном”, руководившим такой вот “научной работой”!

Обращает на себя внимание заключение статьи г-на Фролова. Словно поставив себе целью зазомбировать читателя постоянными повторениями одной и той же лжи, профессор Фролов в самом конце своей клеветнической статьи вновь – в который раз –

упорно повторяет: “…Таким далеким от науки способом Ученый совет провел свое решение”. А в самом конце своей статьи приверженец “нового” мышления из МЦР еще и лицемерно сетует: “К сожалению, в этой ситуации Ученый совет по истории философии философского факультета Московского университета не стал более авторитетным, и самое главное – не выиграла философская наука”.

Мой ответ руководителю Объединенного научного центра проблем космического мышления таков.

В той неадекватной ситуации, которая была спровоцирована беспрецедентным по своей агрессивности поведением сотрудников МЦР, Ученый совет МГУ лишь подтвердил свой высокий авторитет, продемонстрировав толерантность и неукоснительное соблюдение научной этики и всех правил защиты, установленных ВАК.

А философская наука выиграла настоящее сражение с группой воинственно настроенных дилетантов, пытавшихся навязать ей свои весьма далекие от подлинной науки представления о том, как надо писать диссертации по истории философии.

На чей авторитет действительно легло очередное – и далеко не первое – пятно в ходе этой защиты, так это на авторитет организации, носящей название “Международного Центра Рерихов”, но в действительности действующей отнюдь не по тем принципам, которыми руководствовались в своей жизни Рерихи, а по известному принципу “Цель оправдывает средства”.

Ну, а лично В.В. Фролов своей ложью в отношение не только моей диссертации, но и Ученого совета философского факультета МГУ, заработал себе несмываемый “авторитет” клеветника и организатора заказной травли независимых от МЦР исследователей Живой Этики. С чем я его и поздравляю.


Судьи и осудители

Ложь профессора Фролова касается не только его “компетентной” оценки моей работы – она касается и Ученого совета МГУ, что особенно отвратительно. Ведь В.В. Фролов – выпускник философского факультета МГУ, и уж ему ли не знать, что уровень подготовки диссертационных исследований в лучшем ВУЗе страны традиционно был и остается самым высоким в стране, как и само качество образования. Эти обстоятельства и обеспечили МГУ авторитет во всем мире. Но в “репортаже” Фролова о том, как проходила моя защита, читателю навязывается мнение о том, что защита докторской диссертации в МГУ – чисто формальное событие, совершающееся по “накатанной колее”, как он сам пишет, а оценка моей диссертации давалась людьми, нимало не разбирающимися в учении Агни Йоги. Подчеркну сразу: такое описание явно рассчитано на людей, не знакомых с процессом защиты диссертаций и ровно ничего не знающих о порядках, царящих на философском факультете МГУ, да и в ВАКе тоже. Именно для них я и поясню кое-что.

Утверждая, что диссертацию перед защитой читают только оппоненты, В.В. Фролов не упомянул еще об одном обстоятельстве: автореферат диссертации за месяц до защиты рассылается всем членам Ученого совета, которые таким образом знакомятся с содержанием диссертации. Так что содержание моей работы было прекрасно известно не только оппонентам, но и каждому члену Ученого совета, которому предстояло решать судьбу моей диссертации на защите. При этом защита докторской диссертации в МГУ никогда не имеет характер формального события, как пытается представить это дело г-н Фролов. Далеко не все защиты докторских диссертаций в МГУ заканчиваются в пользу соискателей. Если уж кандидатские диссертации в принципе не принято особо жестко критиковать, “разбирая по косточкам”, то с докторскими дела обстоят совершенно иначе. Так что россказни В.В. Фролова о “накатанной колее” защиты, о том, что якобы “диссертацию перед защитой читают лишь официальные оппоненты, да и то нередко по диагонали” (!) – это заведомая ложь и подчеркнутое неуважение к факультету, на котором сам г-н Фролов некогда получил образование и ученую степень. Уж не знаю, может быть, диссертацию самого г-на Фролова в свое время кто-то из его оппонентов действительно читал “по диагонали”. Если это и было так, то применительно к его собственной диссертации это было объяснимо: тема его работы особого внимания не вызывала и была вполне тривиальна и ничем не примечательна. Но поскольку моя работа касалась такой темы, по которой мало кто защищал диссертации в нашей стране, тем более докторские, никаких “чтений по диагонали” тут заведомо быть не могло.

Я прекрасно понимала все сложности предстоящей мне защиты докторской диссертации по тематике учения Агни Йоги, весьма неоднозначно воспринимаемой в академической среде. Понимали это и мои рецензенты и официальные оппоненты. Достаточно сказать, что в 2008 году, когда я защищалась, далеко не всякий ВУЗ принял бы к защите диссертацию по такой теме, как учение Агни Йоги, да и сейчас ситуация с защитой работ по такой теме довольно сложная. Это вызвано, как я уже говорила, тем, что к учениям эзотерической традиции, сравнительно недавно ставшим предметом научных исследований, большинство представителей академической среды по-прежнему питают недоверие. Кстати, в отзыве на мою диссертацию, данном ведущей организацией (РУДН), так и говорилось: “Значимость историко-философского исследования философского учения Живой Этики обусловлена прежде всего его малоизученностью в отечественной историко-философской науке, что способствует формированию ложных стереотипов при восприятии учения Агни Йоги как “полу-сектантского” учения, не имеющего никаких оригинальных философских идей. (…) Работа, проводимая диссертантом по реконструкции философского учения Агни Йоги, позволяет по-новому интерпретировать философское наследие семьи Рерих, теософское учение Е.П. Блаватской, а также по-иному трактовать малоисследованное наследие эзотерической традиции, к сожалению, до сих пор воспринимаемое в академических кругах как нечто маргинальное и по сути своей лишенное целостного и самостоятельного значения в рамках как русской, так и зарубежной философии (выделено мной – Н.С.)”.

В такой ситуации далеко не каждый Ученый совет мог взять на себя такую смелость – принять к защите докторскую диссертацию по столь неразработанной и сложной теме. Но это сделал обладающий безусловным авторитетом и огромным научным потенциалом Ученый совет МГУ, в составе которого присутствовали ученые, известные в академических кругах не только России, но и других стран. Не могу не сказать в этой связи, что я бесконечно благодарна ученым философского факультета МГУ, согласившимся принять на себя такую ответственность.

Зная все эти обстоятельства – а они очевидны для всех научных работников ВУЗов – особенно противно читать насквозь лживые уверения г-на Фролова о том, как, дескать, просто защитить в МГУ диссертацию по Живой Этике и каким некомпетентным в вопросах этого учения является Ученый совет МГУ, принимавший к защите мою работу.

Еще один выпад г-на Фролова в мой адрес заключается в том, что на кафедре истории русской философии, где я проходила предзащиту, а также в ученом совете, в котором я защищалась, нет специалистов по теме диссертации. Но тогда уместно спросить В.В. Фролова: а где такие специалисты есть? В МЦР? Но МЦР – это не учебное заведение, и, слава богу, диссертаций к защите там пока не принимают.

Единственный ученый из МЦР, имеющий большое количество публикаций по Живой Этике – Л.В. Шапошникова – имеет ученую степень кандидата исторических наук, а отзывы на докторскую диссертацию по философии должны составлять исключительно доктора философских наук. Кроме того, едва ли Л.В. Шапошникова захотела бы давать кому-то отзывы на диссертации. Именно поэтому, насколько мне известно, никому из диссертантов, защищавшихся по Живой Этике, не приходило в голову обращаться в МЦР за отзывом на свою диссертацию.

Да и с вопросом о научной компетенции руководителей и сотрудников МЦР дело обстоит совсем не так радужно, как хотелось бы г-ну Фролову. Специалистами в области какого-либо учения считают людей, имеющих не просто значительное количество публикаций по данной тематике, а именно таких публикаций, которые соответствовали бы академическим требованиям. Что касается самого профессора Фролова, то список его научных публикаций по Живой Этике настолько несолиден, что считаться “специалистом по теме диссертации”, каковым он сам себя считает, он никак не может. Если апологетом учения Живой Этики В.В. Фролова можно назвать сколько угодно, то вот с научностью его изысканий в данной области дела обстоят, прямо скажем, весьма проблематично.

Для людей, далеких от академических кругов, я подчеркну – публикации по теме исследуемого учения, дающие их авторам право называться специалистами, должны быть выдержаны в строго научном ключе. Чтобы иметь такие публикации, мало прочитать доклад на общественно-научной конференции в МЦР, а затем опубликовать его текст в сборнике докладов, изданном там же. Научными публикациями считаются статьи в академических изданиях, в рецензируемых ВАК журналах. Много ли таких публикаций имеют сотрудники и сторонники МЦР, включая самого г-на Фролова? Увы!

К вопросу о том, каковы критерии научности тех или иных публикаций, мы вернемся чуть позже, так как этот вопрос имеет принципиальное значение в связи с претензиями ко мне в том, что я не ссылалась в своей диссертации на работы Л.В. Шапошниковой.

Что же касается вопроса о знании основ Живой Этики членами Ученого совета, принимающего к защите диссертацию по Агни Йоге, то здесь следует учесть следующее. Во-первых, Агни Йога, как учение, относящееся к индийской философской традиции, основывается на принципах, известных из классической индийской философии. Безусловно, она содержит в себе модификацию этих принципов и имеет свои характерные особенности и отличия, но фундамент этого учения, основные его понятия и положения все равно имеют прямое отношение к классическому философскому наследию Индии. Это обстоятельство, а также причастность Агни Йоги к древней традиции йоги подчеркивали сами авторы этого учения, эта причастность выражена и в его названии. А это значит, что потенциально дать объективную оценку диссертации по Агни Йоге может любой Ученый совет по истории философии, если только он не побоится темы, связанной с учением, известным своей малоизученностью, и – не в последнюю очередь – существующими в академической среде необъективными представлениями о нем.

Кроме того, если предположить, что защита диссертаций по каким-либо философским учениям может осуществляться лишь на тех кафедрах, на которых есть специалисты в данной области, то тогда придется прийти к выводу, что по малоисследованным философским учениям вообще защищаться нельзя – нет специалистов! Излишне говорить о том, насколько странным было бы такое решение для науки.

Кстати, в 1992 году, когда я прошла предзащиту своей кандидатской диссертации по Агни Йоге (я защитила ее двумя годами позже, в 1994 году – раньше не получилось из-за большой загруженности работой), никаких научных работ по Живой Этике не было и в помине. Из работ Л.В. Шапошниковой существовали тогда только две или три ее статьи об этом учении, да и то опубликованные отнюдь не в академических изданиях, а в научно-популярных журналах. Ситуация едва ли изменилась к лучшему и в 1994 году, когда я защищалась. Следовательно, согласно логике профессора Фролова, Ученый совет МГУ не имел права принимать мою диссертацию к защите, только на основании отсутствия специалистов? Ну, тогда и г-ну Фролову – моему неофициальному оппоненту в то время – надо было во время выступления на моей защите прямо сказать, что в этом совете нет специалистов по Живой Этике и защиту по такой теме надо запретить (вот бы удивились члены Ученого совета, услышав такие “научные” заявления). Однако вместо этого профессор Фролов – по собственной, а не по моей инициативе – пришел на мою защиту и нахваливал мою кандидатскую диссертацию в своем выступлении. Зачем, спрашивается?

Между тем В.В. Фролов в своей статье возмущается: “Как могли ученые, занимающиеся, к примеру, историей арабской или китайской философии, оценить докторскую диссертацию, посвященную философской системе Живой Этики?”

Вот так и могли, г-н Фролов. Это же были настоящие, имеющие авторитет в академической среде ученые, а не группа агрессивно настроенных дилетантов от МЦР.

Да, один из моих официальных оппонентов – профессор А.Е. Лукьянов, авторитетнейший ученый, широко известный в России и за рубежом – является специалистом по китайской философии. Но вместе с тем он является и историком философии в целом. Уж ему ли не знать общие принципы всей восточной философии, в том числе и индийской?

В своей статье В.В. Фролов утверждает, что никто из моих официальных оппонентов учением Агни Йоги не занимался – это тоже ложь, причем ложь сознательная. Когда заслуженного профессора МГУ Г.Я. Стрельцову приглашали читать лекции по Живой Этике в лектории МЦР, а профессора П.С. Гуревича приглашали принять участие в конференциях МЦР и работе его научных семинаров – наверное, в МЦР знали, что делали? В свое время П.С. Гуревич входил в редколлегию серий книг, издававшихся в МЦР. В этих сериях издавались и книги Л.В. Шапошниковой.

Наконец, кто, как не председатель Ученого совета профессор М.А. Маслин, предложил включить в издаваемый в МГУ новый Философский словарь статьи по теософии и Агни Йоге? Если бы у М.А. Маслина не было объективного представления об этом учении, к которому многие представители академической среду относятся как к чему-то маргинальному, разве он сделал бы такое предложение?

Между прочим, эти статьи Михаил Александрович предложил написать мне – я была тогда аспиранткой философского факультета МГУ – но из-за острой нехватки времени я переадресовала предложение М.А. Маслина Л.В. Шапошниковой (в то время я уже работала в МЦР). Л.В. Шапошникова тогда тоже отказалась это сделать по той же причине, и с согласия М.А. Маслина я вторично переадресовала это предложение уже В.В. Фролову. Кстати, увидев первоначальные тексты этих статей в исполнении г-на Фролова, я сильно пожалела, что нашла именно такого автора для них и потом пыталась отредактировать эти статьи, как могла…В.В. Фролов тогда, говоря о них, даже называл их “наши с вами статьи”.

Так что г-н Фролов явно, как говорят, покривил душой, утверждая, что профессора МГУ якобы совсем не разбираются в учении Живой Этики. Они в нем разбираются куда лучше, чем многие “рериховцы”, строчащие заказные пасквили на чужие диссертации и при этом не знающие теоретических принципов учения и не соблюдающие его нравственных основ.

Наконец, преувеличенно заботясь о компетентности моих оппонентов, В.В. Фролов забывает о важнейшем обстоятельстве моей защиты. Моя диссертация была не просто по Агни Йоге – она была по истории философии, довольно узкой области философской науки. И г-ну Фролову можно задать такой же вопрос, какой он задает в своей статье: как могло оценить диссертацию по истории философии большинство членов его МЦР-овской бригады – биолог, географ, два филолога, историк, физик и бывший военнослужащий (каковым является г-н Стеценко)? Для оценки такой диссертации мало знать базовые принципы учения Живой Этики. Для этого надо быть еще и специалистом – прежде всего – в области истории философии (и не только индийской). А в этой области ученые, ставшие моими официальными оппонентами, имеют уж куда больший авторитет в научном мире, чем сам г-н Фролов.



Живая Этика и история философии, или Кто был первым и в чем именно

Хотелось бы рассмотреть и еще один вопрос, связанный с одним из главных обвинений в мой адрес, прозвучавших от стьронников МЦР.

Как я уже писала в начале, особое раздражение руководства МЦР вызвало одно предложение во Введении к моей работе, в разделе, где говорилось о новизне исследования. Г-н Фролов процитировал его из моей диссертации, сопроводив его следующим комментарием: “Однако в этом плане в диссертации отрывается, мягко говоря, странная картина. “Впервые в отечественной историко-философской науке, - пишет диссертант, - осуществлено целостное и всестороннее исследование философского учения Агни Йоги”... К сожалению, это весьма ответственное заявление диссертанта не соответствует действительности. В России уже около 20 лет интенсивно развивается новейшая школа рериховедения”, и т.д. (см. статью В.В. Фролова).

Вот и давайте разберемся, насколько оправданно то, что говорится в моей диссертации и то, о чем пишет Фролов.

Во-первых, г-н Фролов умалчивает о том, что наряду с новейшей школой рериховедения, основоположником которой, как пишет Фролов, является Л.В. Шапошникова, в России проводились и проводятся также независимые научные исследования в данной области, которые никакого отношения к означенной выше школе не имеют. Причем первые серьезные научные работы – кандидатские и докторские диссертации – были подготовлены и защищены именно представителями академической среды.* Моя кандидатская диссертация прошла предзащиту на кафедре истории зарубежной философии философского факультета МГУ в 1992 году, но защитить ее я смогла только двумя годами позже, в 1994 г. У Людмилы Васильевны Шапошниковой первая книга – “Веления Космоса”, в которой рассматривались некоторые философские вопросы Агни Йоги, вышла в 1995 году. Так что, прошу прощения, независимые научные исследования в области Агни Йоги и рериховедения тоже чего-то стоят и профессор Фролов совершенно безосновательно сбрасывает их со счетов.

__________
* Самохина Н. Е. Проблема человека в Агни Йоге. Диссертация … канд. филос. наук. М., 2004; Шаров Д. А. Живая Этика Н. К. и Е. И. Рерихов. Диссертация … канд. филос. наук. М., 1994; Андреева А. Г. Педагогические основы духовного воспитания в учении Живой Этики. Автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 1996; Аблеев С. Р. Космическая эволюция человека в философии Живой Этики: социально-философский аспект. Диссертация … канд. филос. наук. М., 1997; Кругова Т. Г. Роль теософии в контексте интегрального духовного кризиса. Диссертация … канд. филос. наук. Новосибирск, 2000; Внучкова Т. Н. Детерминационные структуры языка текста “Живой Этики”. Диссертация … канд. филос. наук. Барнаул, 2002; Новиков А. А. Концепция нового человека в учении Живой Этики. Диссертация … канд. филос. наук. М., 2006, и др.

Во-вторых, вопросом является и то, кто, что именно и в какой области философских знаний сделал. Чтобы мою точку зрения смогли понять читатели, не знакомые со всеми направлениями философской науки, я прибегну к аналогиям. Представим, что некто защитил диссертацию по философским аспектам Агни Йоги, а спустя 5-6 лет кто-то написал диссертацию по историческим аспектам этого же учения. Тот, кто написал диссертацию по философии, конечно, написал в обязательном разделе диссертации, что впервые в философской науке было проанализировано такое-то учение…, ну и так далее. Имеет ли право тот, кто пишет вторую диссертацию, уже по истории, в свою очередь написать, что впервые в исторической науке объектом исследования стало это же учение? Конечно. А почему нет? Ведь первая диссертация была написана по философии, а вторая пишется по истории… Всем понятно, что это разные области науки. А если кто-то вздумает написать диссертацию по Агни Йоге в области психологии, он тоже будет иметь полное право указать, что это – первое исследование по данной тематике в области психологии.

Но дело в том, что в одной и то же области науки – в той же философии – тоже есть разные области знаний. И они тоже считаются разными сферами внутри одной и то же науки. К примеру, если один человек написал диссертацию по эстетическим взглядам Платона, а другой спустя 6 лет напишет диссертацию по его же метафизике – все равно диссертация второго будет новым исследованием – именно в этой, конкретной области философской науки. Если один напишет научный труд по теоретической философии Живой Этики, а другой спустя 6 лет напишет диссертацию по истории философии – все равно автор второй диссертации имеет полное право считать, что его исследование первое. При этом он обязательно укажет во введении к своей диссертации, что его исследование первое именно в области истории философии (а не в области эстетики, онтологии или теоретической философии).

История философии, по которой была написана моя работа – это достаточно узкая область философских знаний. И если человек пишет диссертацию именно в данной области, ему, соответственно, надо выдержать определенный ракурс анализа изучаемого учения. Если бы я в своей работе углубилась в изложение того, что, согласно Агни Йоге, представляет собой процесс космической эволюции, или начала бы разбирать вопросы онтологии Агни Йоги, рассуждать о том, что представляет собой философия космической реальности, как она связана с современной наукой и т.п., мне пришлось бы защищать свою диссертацию не на кафедре истории философии, а на кафедре теоретической философии, в другом Ученом совете и по другой философской специальности. Но меня не интересует теоретическая философия, моя специальность – история философии. И в этой довольно узкой специальности обе мои диссертации – кандидатская и докторская – хотят ли этого Л.В. Шапошникова и В.В. Фролов, или не хотят – были первыми. Не исключаю, правда, что кандидатскую диссертацию, хоть и в том же году, но чуть раньше меня защитил Д. Шаров в ИФРАНе (правда, по какой конкретно специальности он защищался, я теперь не помню). Но в любом случае первые научные работы по Агни Йоге были выполнены не представителями школы рериховедения, основанной Л.В. Шапошниковой.

Так почему же г-н Фролов пишет, что “это весьма ответственное заявление диссертанта не соответствует действительности”? Если это действительно не соответствует действительности, пусть тогда профессор Фролов напишет, кто первый на самом деле защитил диссертацию по Живой Этике именно в области истории философии!

Но вместо того, чтобы указать это в своей статье, г-н Фролов подводит читателя к мысли о том, что первые научные работы были созданы Л.В. Шапошниковой. Очень хорошо, предположим. Но разве эти работы касались именно области истории философии? Вначале областью исследований Людмилы Васильевны были либо история – ее специальность, – либо теоретическая философия, но уж никак не история философии. Поэтому Л.В. Шапошникова с полным правом может утверждать, что в области истории она первая провела ряд исследований – даже после того, как две или три диссертации были защищены по учению Агни Йоги в области философских наук. Но зачем пытаться доказать недоказуемое, уверяя, что работы Л.В. Шапошниковой были первыми ВО ВСЕХ ОБЛАСТЯХ НАУКИ?

Теперь по поводу моей докторской диссертации. Да, она была защищена после того, как Л.В. Шапошниковой был написан ряд работ, предметом которых были не только исторические аспекты Живой Этики, но и философские. Но есть история философии, а есть другая специальность – теоретическая философия.

И вновь у меня вопрос: почему профессор Фролов не видит разницу между теоретической философией, которой занимается Людмила Васильевна Шапошникова, и историей философии, которой занимаюсь я?

Где же Ваша собственная философская школа, Виктор Васильевич? Кто может назвать работы Л.В. Шапошниковой именно историко-философскими, а не теоретико-философскими? Да, в ее книгах рассматриваются взгляды русских философов-космистов и других философов, но не в таком масштабе, чтобы можно было говорить о том, что направление ее работ имеет историко-философский характер. Предмет исследований Л.В. Шапошниковой – теоретическая философия, а не история философии. Для того, чтобы заниматься историей философии, нужно весьма специализированное образование и, прошу прощения, другой уровень знания мировой философии, чем это присутствует в книгах Л.В. Шапошниковой. Я сомневаюсь, чтобы Людмила Васильевна так хорошо знала Платона, Плотина, Лейбница, Гегеля, Шопенгауэра, Бергсона, Ясперса и др. (да и историю русской философии тоже), как это требуется для выполнения научной работы именно по истории философии. Да и зачем ей специальные знания по истории философии, если у нее другой предмет исследований?

Сама Людмила Васильевна, по-видимому, не понимает разницы между различными специальностями и разделами внутри одной и той же философии. Для нее, очевидно, история философии – это философия в целом, а не отдельный ее раздел. Это и неудивительно, учитывая, что Л.В. Шапошникова – историк, а не философ по образованию.

Но о чем думал В.В. Фролов, когда в своей статье выдвигал такие обвинения в мой адрес? Или его философская школа так глубока, что он не может понять, что работы Л.В. Шапошниковой относятся к другой области философского знания, не имеющей прямого отношения к истории философии? Что ж, остается лишь посочувствовать Людмиле Васильевне, что уровень компетенции ее заместителя по научной работе таков, что он не видит различия между разными областями философских знаний.


Что всё-таки оценивал Ученый совет на защите

Между тем, если бы В.В. Фролов на правах консультанта подготовил Л.В. Шапошникову к участию в моей защите в качестве неофициального оппонента, а заодно и растолковал бы другим участникам критической кампании от МЦР, чем защита по истории философии отличается, допустим, от защиты по теоретической философии – это сэкономило бы много времени в работе Ученого совета. Может быть, и оставшиеся непрочитанными остальные отрицательные отзывы успели бы прочитать, если уж для профессора Фролова это было столь жизненно важным. Но, увы! Пришедшая на защиту толпа “неофициальных оппонентов” не понимала не только то, в чем конкретно состояли цели и задачи диссертации по истории философии, но и то, что именно подлежит оценке на Ученом совете. Все они были убеждены, что оценке подлежит точность интерпретации диссертантом основных понятий и принципов Агни Йоги. Именно поэтому и объектом их критики стал не теоретический уровень проведенной в диссертации историко-философской реконструкции учения, а содержащаяся в ней интерпретация отдельных понятий и положений Живой Этики. Суть этой интерпретации критики от МЦР безбожно извращали и перевирали, пытаясь доказать, что, дескать, диссертант неправильно понимает важные положения Агни Йоги, а про историко-философскую основу и направленность работы они дружно забыли. В конце концов, дискуссия такого рода, долгая, утомительная, а самая главная – совершенно бесполезная для оценки диссертации Ученым советом именно в качестве историко-философского исследования – надоела Ученому совету и один из его членов, профессор В.В. Сербиненко, попытался объяснить Л.В. Шапошниковой и присутствовавшей с ней группе неофициальных оппонентов, что именно подлежит оценке Ученым советом при защите диссертации по специальности “история философии”. Я цитирую стенограмму:

Из стенограммы заседания Диссертационного совета

Проф. Сербиненко В.В.: Коллеги, я хочу обратить внимание на некоторые понятийные недоразумения. У нас тут совет историко-философский. Я обратил внимание на это с самого начала. Вопрос возник в связи с положением об историко-философской реконструкции. И мне кажется, хотя это постоянно звучало, почему я извинялся за это занудство, для истории философии это все важно достаточно. Дело в том, что мы обсуждаем на самом деле. Историко-философская реконструкция – это не воспроизведение учения. То, что сделала Елена Ивановна Рерих, безусловно важно…

Шапошникова Л.В.: Она его систематизировала.

Проф. Сербиненко В.В.: Да, она его систематизировала. Вот это верность учения, точность, о чем говорят все отзывы, которые зачитывали…

Шапошникова Л.В.: Вот это и была реконструкция?

Проф. Сербиненко В.В.: Нет! Историко-философская реконструкция – это задача совершенно иная. Историко-философская реконструкция – это то, что названо в диссертации корреляцией, насколько удачно автор диссертации, в данном случае, Наталия Евгеньевна, решила задачу введения Живой Этики в историко-философский процесс, в историко-философский контекст… Это не была задача Е.И. Рерих. Она эту задачу принципиально не должна была решать. Это могли делать только – удачно или неудачно – люди с историко-философским потенциалом. Вот это практически не обсуждается. Мы обсуждаем сейчас, насколько точно или не точно автор на что-то ссылается, – понимаете, для историко-философского совета это задача важная, но это только одна из задач. Основная задача – это то, насколько Живая Этика может быть представлена вообще миру, так сказать, и реальным людям в мире философских идей.

Шапошникова Л.В.: Живая Этика уже была введена в науку. Четырьмя академиями… (шум в зале, много реплик сразу).

Проф. Сербиненко В.В.: Ну, так если будет еще несколько хороших диссертаций…или не очень хороших… мы сейчас о качестве-то практически не говорим. Мы говорим о совсем других вещах”.

Подчеркну: в отзывах, оставшихся непрочитанными, были такие же “другие вещи”, ничего общего с историко-философской наукой не имевшие. Ученый совет это прекрасно понимал, поэтому и не видел для себя необходимости зачитывать уже известные ему замечания, не имеющие к тому же отношения к главному, что предстояло ему оценивать.

 


Ответы на приведенные в статье В.В. Фролова замечания из отзывов на диссертацию

И, наконец, напоследок я хотела бы дать ответы на те замечания к моей диссертации, которые цитируются в статье г-на Фролова.

Так, В.В. Фролов приводит одно из многочисленных замечаний, содержащихся в отзыве Л.М. Гиндилиса: “На стр. 52, - пишет в своем отзыве Л.М. Гиндилис, - автор указывает на движение и сознание как два свойства Абсолюта. Но эти свойства появляются лишь в Проявленном мире. Абсолют, согласно Живой Этике, не имеет никаких свойств”. Это говорит о том, продолжает рецензент, что “автор недостаточно разобралась в теме, и представленная диссертация нуждается в существенной доработке”.

Вот что на самом деле говорится по этому вопросу в моей диссертации:

“В теософии и в Агни Йоге дается апофатическая трактовка Абсолюта; подчеркивается трансцендентность и непознаваемость данного принципа, невозможность его осознания человеческим разумом и тем более адекватного описания его сути на рациональном, логическом уровне. Е. П. Блаватская характеризует Абсолют следующим образом: “…существует лишь Единая, Абсолютная Действительность, которая предшествует всему Проявленному и условному Сущему. Эта Бесконечная и Вечная Причина, туманно формулированная в “Бессознательном” и в “Непознаваемом” современной европейской философией, является “Бескорним Корнем” всего, что было, есть или когда-либо будет. Она, конечно, лишена всяких атрибутов и по существу не имеет никакого отношения к Проявленному конечному Сущему. Это скорее Бытийность, чем Бытие – “Сат” по-санскритски, – и превышает мышление и рассуждение”1. …“Тайная Доктрина” описывает Абсолют как “Вездесущий, Вечный, Беспредельный и Непреложный Принцип, о котором никакие рассуждения невозможны, ибо он превышаем мощь человеческого понимания и может быть лишь умален человеческими выражениями и уподоблениями”2. Касаясь природы Абсолюта, Блаватская указывает два его аспекта: Абсолютное, Абстрактное Пространство и Абсолютное, Абстрактное Движение. “…Богом посвященного Апостола и индусского риши является Пространство, как Невидимое, так и Видимое…”3; “С изначала человеческого наследия… сокрытое Божество признавалось и рассматривалось лишь в его философском аспекте Всемирного Движения, трепета творческого Дыхания в Природе. Оккультизм суммирует Единое Сущее так: “Божество есть сокровенный живой (или движущийся) Огонь, и вечные свидетели этому Невидимому Присутствию – Свет, Тепло и Влага; эта Троица вмещает в себя все и является причиной всех феноменов в природе”, 4 – говорится в “Тайной Доктрине”.

Абсолют считается в теософии и Агни Йоге Абсолютным, или Мировым Сознанием. Аспект Движения, свойственный Абсолюту, трактуется в “Тайной Доктрине” как символ Сознания. Как отмечает Блаватская, “сознание немыслимо для нас отдельно от изменения, и потому движение является лучшим символом этого процесса изменения и его главнейшим признаком”5. В “Тайной Доктрине” подчеркивается, что главным атрибутом Единой Высшей реальности является сознательность: “Парабраман, Единая Реальность, Абсолют, есть область Абсолютного Сознания, то есть та Сущность, которая вне всякого отношения к условному существованию; условным символом которой является сознательное существование”6.

__________
1. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина. Т. 2, Новосибирск, 1992, с. 49.
2. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина, т.1, с. 48.
3. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина, т.1, с. 43.
4. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина, т.1, с. 37.
5. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина, т.1, с. 49.
6. Блаватская Е. П. Тайная Доктрина, т.1, с. 49.

То есть, несмотря на апофатическую трактовку Абсолюта, Блаватская все же считает, что два основных свойства, присущих ему – движение и сознание – все-таки можно выделить. Г-н Гиндилис с этим не согласен? Ну, тогда пусть он поправляет Е.П. Блаватскую, при чем же тут моя диссертация?

Кстати, по поводу утверждений г-на Гиндилиса о том, что движение и сознание как свойства Абсолюта “проявляются лишь в Проявленном мире”. В таком случае, по мнению моего неофициального оппонента получается, что Проявленный мир является чем-то отдельным от Абсолюта. А давайте посмотрим, что писала об Абсолюте и его природе относительно Проявленного и Непроявленного мира Е.И. Рерих. Я цитирую из диссертации:

“Абсолют по своей природе принадлежит к Непроявленному, ноуменальному плану бытия, но, несмотря на его трансцендентность и отдаленность от Проявленного мироздания, Абсолют равным образом вмещает и Проявленное, и Непроявленное. Е. И. Рерих, обосновывая всеобъемлющую природу Абсолюта, писала, что было бы неправомерным считать, что наша Земля или весь проявленный план бытия являются противоположением Абсолюту. В противном случае пришлось бы предположить, что имеется нечто вне Абсолюта или два Абсолюта, что с точки зрения эзотерической философии является нелепостью. Абсолют вмещает в себе все Проявленное и Непроявленное бытие, все, что существует в мироздании, и он же является не только первопричиной, но и следствием всего сущего*.

__________
* Рерих Е. И, из письма от 30.04.35.

Вполне возможно, что с такой трактовкой природы Абсолюта кто-то и не согласится. Но моя задача как историка философии заключается не в том, чтобы разрабатывать свои собственные, усовершенствованные концепции Абсолюта, соответствующие к тому же личным представлениям г-на Гиндилиса. Моя задача состоит в том, чтобы дать верное представление о том, как характеризовали Абсолют авторы теософии и Агни Йоги. И это представление было дано в диссертации в полном соответствии с тем, что писали об Абсолюте Е.П. Блаватская и Е.И. Рерих – во всех аспектах этого сложного понятия.

Если же г-н Гиндилис считает мнение Е.П. Блаватской и Е.И. Рерих об Абсолюте ошибочными – это уже совсем другой вопрос. Пусть он тогда так честно и напишет, что не согласен с трактовкой Абсолюта, содержащейся во взглядах Е.П. Блаватской, Е.И. Рерих, а заодно и их Учителей – Махатм. Но зачем же лгать о том, что это, дескать, в моей диссертации дается неверная трактовка природы Абсолюта? Диссертация во всей полноте отражает основы учение Махатм о сложной и противоречивой природе этой фундаментальной константы бытия. А вот если бы я в своей работе придерживалась столь же узкого и неполного представления о природе Абсолюта, которое свойственно лично г-ну Гиндилису – вот тогда бы моя диссертация действительно страдала бы тем недостатком, который приписывают ей – совершенно необоснованно – мои оппоненты от МЦР – “описательным и фрагментарным” характером.

Так что, прошу прощения, это не моя диссертация, а познания самого г-на Гиндилиса нуждаются “в существенной доработке”. Конечно, я особо не упрекаю г-на Гиндилиса в том, что его представления о трактовке природы Абсолюта в теософии и Агни Йоге носят примитивный и неадекватный характер: в конце концов, Лев Миронович физик, а не историк философии. Но, используя его же собственные замечания из его отзыва – зачем писать о том, чего ты не понимаешь и не знаешь? В итоге ведь получается не только прямая фальсификация моей научной работы – получается профанация важнейших понятий теософии и Агни Йоги!

Я немного остановлюсь и на высокоученой оценке моей работы другим выдающимся теоретиком новой школы рериховедения, существующей в МЦР – О.А. Лавреновой. В своем отзыве она пишет: “Диссертантом игнорируется цель создания Живой Этики, должной, по мысли ее авторов, оказать человечеству духовную помощь в его продвижении к новому эволюционному этапу. (…) По мнению же Н.Е. Самохиной, целью создания Живой Этики является просветительство, что совершенно неверно”.

Надо сказать, что сами авторы Агни Йоги никогда не формулировали цель своего учения так узко и так расплывчато, как формулирует ее О.А. Лавренова. Возможно, термин “просветительство” действительно имеет обобщенный характер, не раскрывающий конкретных задач, которые ставили перед собой авторы учения Агни Йоги. Хотя в отдельных разделах диссертации указываются и более конкретные цели и задачи создания и распространения в мире Агни Йоги: “Одной из задач Живой Этики, как подчеркивают авторы этого учения, является своевременное информирование общества о неизвестных западной науке аспектах и факторах экологических проблем, с которыми предстоит встретиться человечеству, и о возможных методах их преодоления”, и т.д.

Но понятие “духовной помощи”, используемое О.А. Лавреновой в качестве формулировки цели создания Агни Йоги, нисколько не конкретнее. Тут вообще не понятно, о чем идет речь. Под “духовной помощью”, в конце концов, многие понимают обычное миссионерство. Кроме того, если не ставить перед собой цели придраться ко всему, к чему только можно (а именно такая цель стояла перед г-жой Лавреновой как одним из моих неофициальных оппонентов из МЦР), то становится ясным, что, какие бы конкретные цели не ставили перед собой авторы Живой Этики, главным средством реализации этих целей все равно являлось распространение учения в обществе. А разве это не укладывается в емкое понятие просветительства? Как иначе назвать всемерное распространение учения, которое осуществляли Рерихи – публикацию книг и статей, проведение лекций, организацию обществ по изучению Агни Йоги – как не просветительской работой?

Еще больше вопросов возникает и с временными рамками, к которым О.А. Лавренова привязывает цель создания Агни Йоги, утверждая, что его целью является оказание “духовной помощи продвижению человечества к новому эволюционному этапу”. Если верить г-же Лавреновой, то получается, что учение Живой Этики имеет сугубо временное назначение – не может же продвижение человечества к новому эволюционному этапу длиться столетия. Рано или поздно этот новый этап наступит. И что тогда – на этом миссия учения Живой Этики в мире будет завершена? Е.И. Рерих была иного мнения на этот счет. Она формулировала основную цель создания Живой Этики совершенно иначе.

Вот как она писала об этом:

“…Храните эту радость и признательность через все будни жизни, ибо это скорейший путь к тому расширению сознания, которое является целью Учения!”. (Рерих Е.И. Из письма от 08.11.31.)

“Невозможно войти в Новый Мир старыми методами — потому так зову к перерождению сознания. Лишь явление нового сознания может спасти мир”. — Вот это перерождение сознания и есть главная цель Учения “Живой Этики”, а не ощущать запах фиалок при концентрации на кончике носа”. (Рерих Е.И. Из письма от 12.03.35.)

“Так великое Учение Света имеет целью правильный рост духа человеческого, а не выявление медиумистических способностей, которые ни к чему привести не могут и, наоборот, могут задержать духовное развитие и стать даже разрушительными”. (Рерих Е.И. Из письма от 15.10.35.)

“Вы знаете, что задача книг “Живой Этики” состоит в том, чтобы всемерно расширить сознание, и потому уже с первой книги “Зов” закладывалось основание этому”. (Рерих Е.И. Из письма от 24.04.36.)

“Первая задача Живой Этики — расширить сознание, потому не будем пришпиливаться мыслью к одному случайному и маленькому месту и к одной группе людей”. (Рерих Е.И. Из письма от 26.05.36.)

“Конечно, ближайшая задача есть рождение истинного человека, потому нужно как можно шире разбрасывать зерна нового расширенного сознания и понимания сотрудничества в самом широком масштабе”. (Рерих Е.И. Из письма от 14.08.36.)

Методы достижения этой цели – расширение сознания и духовное самосовершенствование – и роль Живой Этики в этом процессе подробно рассмотрены в четвертой главе моей диссертации – “Проблемы духовной эволюции индивида и социума”.

Напоследок, в заключительной части своего отзыва, О.А. Лавренова еще и проинструктировала Ученый совет МГУ по поводу того, что ему следует делать с моей работой: “Полагаю, Н.Е. Самохиной следует доработать диссертацию (…), Ученому совету диссертацию в представленном виде не утверждать и возвратиться к этому вопросу на одном из своих заседаний”.

Мне было искренне жаль, что на зачитывание отзыва г-жи Лавреновой на моей защите не хватило времени: вот бы повеселились члены Ученого совета, послушав все это!

Теперь что касается “приговора”, вынесенного моей диссертации кандидатами философских наук из Уральского университета О.А. Уроженко и Е.Л. Даниленко (О.А. Уроженко много лет являлась руководителем Уральского рериховского общества). Надо отметить, что в стремлении дискредитировать мою работу г-жа Уроженко и ее соавтор выбрали, возможно, более дальновидную методику, чем большая часть МЦР-овских критиков моей работы. Они не пошли, как другие, по пути фальсификации одного или нескольких конкретных ее положений, а предпочли более хитрую тактику: сделать общий вывод в отношении работы, дискредитирующий ее значение. Но, увы – у подобного метода есть свои минусы.

Может быть, наивный человек и поверит двум кандидатам наук, что докторская диссертация, успешно защищенная на философском факультете МГУ, могла быть выполнена настолько слабо в теоретическом отношении, что историко-философский анализ, сделанный в ней, сводился “к простым философско-ученическим сопоставлениям”, а “выводы диссертации носят описательный, фрагментарный характер, оставляя впечатление случайного набора фактов”. Но люди, близкие к научным кругам и к тому же знающие, какие порядки при защите докторских диссертаций царят в МГУ, не за что не поверят, что известные в академических кругах 6 докторов наук и профессоров (три рецензента и три официальных оппонента) и научные сотрудники ведущей организации не заметили недостатков работы (в отличие от двух кандидатов философских наук из Уральского университета) и “пропустили” на защиту столь слабую диссертацию.

Да и еще один вопрос не может тут не возникнуть – если теоретический уровень и знание Живой Этики г-жой Уроженко и ее соавтором так высоки, почему бы им самим не написать и не защитить хорошие докторские диссертации по Живой Этике? Это уж куда более конструктивное решение, чем писать по заказу отрицательные отзывы на чужие научные работы.

В заключение хочу сказать, что в этой статье я ответила только на те “избранные” замечания из отрицательных отзывов, которые сам г-н Фролов привел в своей статье. Я постараюсь найти время для того, чтобы ответить на замечания, содержащиеся во всех 11 отрицательных отзывах, присланных в Ученый совет на мою диссертацию. А заодно и рассмотреть некоторые действительно полемические вопросы – в частности, вопрос об экзо- или эзотерическом характере Агни Йоги.

Свой ответ на отзыв Л.В. Шапошниковой, которой, по версии г-на Фролова, якобы “не дали слова” на моей защите, я привожу здесь в качестве приложения.


ПРИЛОЖЕНИЕ

Ответ на отзыв Л.В. Шапошниковой

Из стенограммы заседания Диссертационного совета

Соискатель Самохина Н.Е.: Я сначала отвечу на отзыв Л.В. Шапошниковой. Первое замечание – что такие работы Н.К. Рериха, как “Листы дневника”, помещены в список литературы, а не в список источников. Хочу сказать, что работы Н.К. Рериха мне хорошо известны, а вот куда их помещать, на мой взгляд, это не слишком принципиально – главное, чтобы человек владел материалом, это во-первых. Во-вторых, Н.К. Рерих писал рассказы и эссе. Некоторые его работы были выдержаны в жанре научно-популярного изложения. Именно поэтому я и сочла возможным не помещать их в источники, потому что для меня источник – это само учение”. (…)

(Далее см. уже цитировавшийся выше фрагмент стенограммы (вопрос об организации МЦР критической кампании против диссертанта).

Соискатель Самохина Н.Е.: …А сейчас я отвечу на отзыв Л.В. Шапошниковой.

Вот, первый вопрос. “Философское учение Живой Этики упорно относится автором к эзотерическим традициям”. Я не буду еще раз поднимать этот вопрос, я свою точку зрения высказала. Так это или не так – я считаю, что это будет проблемой науки будущего. Но я считаю, что имею право на свою точку зрения. Далее. “Самохина проводит единственную разницу между эзотерическими текстами и учением Живой Этики – в Живой Этике осмысливаются понятия шире, подробнее и многостороннее. На самом деле, разница огромна”. Уважаемая Людмила Васильевна, я совершенно не согласна с такой трактовкой моего понимания разницы между эзотерикой и экзотерикой. В диссертации показано это, причем из четырех пунктов состоит мое видение того, чем экзотерика отличается от эзотерики. Кстати, в своем отзыве господин Фролов назвал только один пункт, остальные пункты он почему-то не указал, поэтому, естественно, получилась неполная характеристика. Это далеко не все, Виктор Васильевич. Если уж вы ссылаетесь на диссертацию, тогда надо было все четыре пункта указать, а не один. По поводу историко-философской реконструкции – я не буду долго говорить, потому что это научная терминология диссертационного исследования. По поводу вакуума и что я, как Нарцисс, любуюсь своим анализом… – “Если автору не нравятся работы других, он должен был дать их критику”. Вот я не давала критику идей Л.В. Шапошниковой в своих книгах, но тем не менее, вы видите, что получилось даже из того, что я назвала книги Л.В.Шапошниковой научно-популярными. Уже одного этого хватило, чтобы появилось столько отрицательных отзывов. Можно себе представить, что было бы, если бы я дала критику идей Л.В.Шапошниковой в своей диссертации! Вот этого мне как раз не хотелось бы!

Далее, что касается книг Л.В. Шапошниковой. Сам ракурс научного исследования не позволяет автору использовать какие-то апологетические подходы, постоянно давать высокие оценки, говорить, что Живая Этики – это прекрасное учение, что она всеобъемлюща, и т.д., и т.п. В науке это не принято. В науке принято давать критический анализ учения. Могу сказать, что если бы я писала в своей диссертации о Живой Этике то же самое, что пишет Людмила Васильевна – такую диссертацию просто не приняли бы, это не считалось бы наукой.

По поводу того, что российские ученые собирались на конференции, и т.п. – я прекрасно знаю, что в Международном центре Рерихов проводятся конференции, даже сама когда-то участвовала в них. Кстати, в моем автореферате вы можете видеть перечисление тех докладов, который я сама когда-то делала на этих конференциях. Но невозможно же включить в одну работу все, что только есть, ссылки на всех авторов. Можно сказать, я слишком много внимания уделила даже мировым величинам в науке, современным западным ученым, которые исследовали определенные явления, – и так уже много этих ссылок. И если я буду делать ссылки на все конференции, которые проходили в МЦР, на все исследования – простите, тогда надо было не диссертацию писать, а многотомное исследование по поводу того, как Живая Этика вводится в научный оборот. Кроме того, во введении к диссертации я указала и книги Л.В. Шапошниковой, и сборники докладов конференций МЦР. Я написала, что есть такие материалы. Я не понимаю причину такой агрессии в отношении меня со стороны представителей рериховского движения. Все это было указано в моей работе! Я никого не замалчивала. А уж цитировать мне каких-то авторов или не цитировать – это, Людмила Васильевна, прошу прощения, все-таки право автора. Это – право автора!

Далее. Я очень благодарна Людмиле Васильевне за изложение основных идей ее книг в отзыве. Но опять-таки говорю, что, если бы я так писала свою диссертацию, никто бы не счел ее научным исследованием, а сочли бы апологетикой.

Далее: “Никакой анализ не может быть качественным, если не рассматриваются законы Космоса, которые составляют основную структуру космической эволюции. В диссертации кроме двух законов – кармы и реинкарнации – ничего более не рассматривается”. Людмила Васильевна, я писала об эволюции Космоса, о том, что сознание и апофатический Абсолют являются той структурой, которая дает эволюционный импульс. Более того, я писала о законе Космического Магнита, который лежит в основе эволюции, я писала о многих других законах, – может быть, я не позиционировала их именно как законы, но все эти принципы у меня есть. И мне очень жаль, что вы просто не ознакомились с моей работой. У меня такое ощущение, что вы просто мою диссертацию не читали.

Далее. “Между этими структурами идет активный энергоинформационный обмен, определяющий их эволюционное развитие. Пренебрежение этой важной особенностью, отраженной в Живой Этике, привело не только к неверным выводам, но и к забвению творчества космической эволюции”. У меня энергообмену посвящена если не глава, то полглавы уж точно. Я писала о том, приводила ссылки на Вернадского, на кого угодно, что человек – это тоже энергетическая структура, что идет энергоинформационный обмен между ним и Космосом, что они связаны, что это очень важно, что энергетическое мировоззрение, о котором писал Рерих – это уже признается учеными. То есть все это в диссертации есть. Подчеркиваю, Людмила Васильевна, все это есть и мне очень жаль, что вы это как-то пропустили. Поэтому я не могу согласиться с вашим выводом о том, что Космос, который вы находите в моей работе – это “мертвая, застывшая структура, лишенная развития и эволюционного творчества”. Меня просто потрясает этот вывод. Он абсолютно не соответствует содержанию моей работы.

Тут еще есть “Духовная революция в России” – я с этим не могу согласиться, потому что я не вижу ни причин, ни последствий такой революции, но тут не буду спорить. Я еще раз повторяю, что каждый автор имеет право на свое суждение. По сути дела, это все”.

Хостинг от uCoz